Umberto Eco - Имя розы

Я подобрал все реликвии, которые сумел найти, и набил ими две большие дорожные сумки, выбросив полезные вещи, лишь бы поместилось мое нищее сокровище.

Во время обратной дороги и потом, в Мельке, я провел многие и многие часы за расшифровкой этих клочков. Иногда по одному слову, по следу слова я догадывался, о каком произведении идет речь. Когда с течением времени мне в руки попадали другие экземпляры тех же книг, я занимался ими с особенной любовью, как будто судьба нарочно посылала мне этот подарок, как будто те знаки, по которым я определял и называл уничтоженную книгу, были ясным небесным знаменьем, почти что говорившим: «Возьми и читай». К окончанию моей кропотливой работы собралось что-то вроде «малой библиотеки» – лишь слабый намек на ту великую, пропавшую – библиотека, составленная из обрывков, цитат, неоконченных предложений, обрубков, культяпок книг.

Чем чаще я перечитываю этот список, тем больше убеждаюсь, что он – результат чистой случайности и никакого послания в себе не таит. И все-таки его полуоборванные страницы сопровождали меня всю жизнь, которую мне было суждено прожить с того времени, и часто я обращался к ним за советом, как будто к оракулу, и по какому-то странному наитию меня посещает чувство, что все написанное на этих листах, все читаемое сейчас тобою, неведомый читатель, не что иное как центон, фигурное стихотворение, громадный акростих, не сообщающий и не пересказывающий ничего, кроме того, о чем говорили старые книжные обрывки, и я уже не знаю, я ли до сей поры рассказывал о них, или они рассказывали моими устами. Но какая из двух возможностей ни восторжествует, все равно, чем больше я сам себе повторяю ту повесть, которая родилась из всего этого, тем меньше я понимаю, было ли в ней какое-либо содержание, идущее дальше, чем естественная последовательность событий и связующих их времен. И довольно тяжко ныне старому монаху, на пороге кончины, не уметь понять, содержат ли написанные им строки некий тайный смысл, или несколько, или множество, или никакого.

А может быть, мое неумение видеть – провозвестие великой тьмы, которая надвигается на нас и набрасывает свою тень на одряхлевший мир.

Est ubi gloria nunc Babylonia? [102] Где ныне слава Вавилона? (лат.) Где прошлогодние снега? Земля танцует танец Макабров, иногда мне кажется, будто по Дунаю идут корабли, набитые сумасшедшими, идут в темную землю.

Мне остается только молчать. О quam salubre, quam iucundum et suave est sedere in solitudine et tacere et loqui cum Deo [103] О, сколь полезно, сколь весело и сладко сидеть в тиши, молчать, говорить с Богом! (лат.) ! Скоро уж я возвращусь к своим началам. И я уже не верю, что это будет Господь славоносный, как говорили мне аббаты моего ордена, или Господь великой радости, как уповали давешние минориты, а может быть, даже и не Господь милосердия. Gott ist ein lautes Nichts, ihn rührt kein Nun noch Hier… [104] Бог – полное Ничто, его не касаются ни «теперь», ни «здесь» (нем.) Скоро уж я поступлю туда, в наиширочайшую пустыню, совершенно гладкую и неизмеримую, где подлинно честное сердце изнывает в благостыне. Я погружусь в божественные сумерки, в немую тишину и в неописуемое согласие, и в этом погружении утратится и всякое подобие, и всякое неподобие, и в этой бездне дух мой утратит самого себя и не будет больше знать ни подобного, ни неподобного, ни иного; и будут забыты любые различия, я попаду в простейшее начало, в молчащую пустоту, туда, где не видно никакой разности, в глубины, где никто не обретет себе собственного места, уйду в молчаливое совершенство, в ненаселенное, где нет ни дела, ни образа.

В скриптории холодно, палец у меня ноет. Оставляю эти письмена, уже не знаю кому, уже не знаю о чем. Stat rosa pristina nomine, nomina nuda tenemus [105] Роза при имени прежнем – с нагими мы впредь именами (лат.) .

Аверроэс(Ибн Рушд, 1126–1198) – арабский философ и врач, последователь Аристотеля.

Аквинат(Фома Аквинский, 1225–1274) – знаменитый схоласт-доминиканец, систематизатор науки, автор компендиумов («сумм»): «Сумма против язычников» (1258) и «Сумма теологии» (1261).

Алан Лилльский(«Универсальный доктор», ок. 1128–1202) – один из величайших философов и поэтов средневековья, бенедиктинец (цистерцианец).

Альберт Великий(Альберт граф Больштедтский, ок. 1193–1280) – выдающийся теолог и философ, доминиканец.

Альбигойцы– участники гностико-манихейского еретического движения в Южной Франции (XII–XV вв.). У истоков их учения стоит армянская секта павликиан (со второй половины VII в.), исповедовавшая абсолютный дуализм, чтившая, наряду с Верховным Богом-Отцом, Богом добра, и Бога зла – Сатанаила. Павликиане отвергали почти все книги Ветхого Завета, опирались на Евангелие, Апостол и Апокалипсис. Следующую ступень в развитии этой ереси представляют собой болгарские и далматские богомилы (они же, по греко-славянским памятникам, манихеи, мессалиане, евхиты), придерживавшиеся воззрений умеренного дуализма. С Балкан через Далмацию ересь распространилась в Италию, где ее приверженцы стали именоваться патаренамн, публиканами (публичными братьями), газзарами. В Германии и во Франции последователи богомилов получили имена катаров, текстарантов (ткачей), тулузских или провансальских еретиков. С конца XII в. они стали зваться альбигойцами.

Во всех этих объединениях проповедовались идеалы аскетического подвижничества, нестяжания и нищеты. Их доктрина соприкасалась с апостольским христианством, однако апостолики, в отличие от альбигойцев, не исповедовали дуализма. Будучи в массе отлучены от церкви, катары и альбигойцы подвергались гонениям мирских и церковных властей (Альбигойские войны 1209–1219 гг.). С 1219 по 1400 г. катаро-альбигойская ересь уже не составляет целостную оппозицию римской церкви, а служит предлогом для проведения политических акций королей и пап. В этот период борьба с альбигойской ересью становится прерогативой инквизиции (доминиканской, францисканской).

Амфисбена (греч.) – по Плинию Великому, Лукану – обоюдоглавая змея.

Анагогия (греч.) – толкование текста в высшем, символическом значении. Например, слова Ветхого Завета «Да будет свет!» толкуются как прорицание евангельского Преображения, и прочее. Данте Алигьери в XIII эпистоле к Кан Гранде делла Скала предполагает четыре уровня рассмотрения текста: буквальный, аллегорический, моральный, анагогический. Анагогия была особенно развита в иудейско-александрийском богословии (Филон Александрийский и др.).

Андрогин( греч. «мужежена») – гермафродит.

Апостолики(апостольские братья) – общее наименование нескольких христианских сект XII–XV вв., последователей секты апотактиков, образовавшейся в III–IV вв. Апостолики (вальденцы, гумилиаты, лионские нищие) протестовали против обмирщения церкви и проповедовали возвращение к апостольской простоте. В ХII в. апостоликами стала называться также часть катаров. Учение апостоликов исповедовали Джерардо Cегалеклли (Сегарелли), Дольчино и их последователи.