Umberto Eco - Имя розы

«А перед ураганом склянка была на месте?»

«Да… вернее, не знаю. Сейчас, когда я пробую восстановить события… Она была за горшками, далеко упрятана, и я не каждый день смотрел…»

«Как, на твой взгляд… Можно ли допустить, что она была украдена задолго до урагана, а ты об этом не знал?»

«Теперь, рассуждая вместе с тобой, я могу сказать – несомненно».

«И могло ли быть так, что этот твой послушник взял склянку, а потом, воспользовавшись случаем, нарочно не запер дверь, чтобы ураган переколотил все твое хозяйство?»

Северин, по виду судя, очень разволновался: «Конечно, могло! Да я вот и думал… Размышляя обо всем этом, я поражался, что ураган – какой бы он ни был сильный – разбросал и испортил столько вещей. Я вполне имел основания утверждать, что кто-то под прикрытием урагана разгромил мою лабораторию. Наделал больше вреда, чем самая сильная буря…»

«Как зовут послушника?»

«Августин. Но он погиб в прошлом году, упал с мостков, когда помогал другим монахам и служкам чистить лепнину на фасаде церкви… А с другой стороны, опять же если припомнить… Он клялся и божился, что дверь открытой не оставлял. Я же в ярости объявил его виновником всей истории… А может быть, он был действительно ни при чем…»

«Тогда возникает третье лицо. Некто, надо думать, гораздо более опытный, чем маленький послушник, и прознавший о твоей отраве. Кому ты о ней рассказывал?»

«Точно вспомнить сейчас не могу. Аббату, естественно. Я обращался к нему за разрешением содержать особо опасное вещество. И еще кому-то. Кажется, именно в библиотеке, когда мне понадобились гербарии, чтобы выяснить кое-что относительно этого яда…»

«Но ты ведь говорил, что держишь все нужные книги при мастерской?»

«Да, довольно много, – отвечал Северин, указывая на угол комнаты, где находились полки с десятками томов. – Но тогда мне понадобились такие справочники, которых я здесь держать не могу. Даже чтобы просмотреть их в библиотеке, мне пришлось сражаться с Малахией, тот послал меня к Аббату за разрешением… – тут он понизил голос, как будто желал скрыть сообщаемое даже от меня. – Знаешь, в каком-то тайнике библиотеки хранятся труды по некромантии, черной магии, рецепты дьявольских зелий… Мне принесли несколько таких книг – поскольку я смог обосновать свой запрос, – и я искал в них описание этого яда и его свойств. Но безрезультатно».

«Значит, ты рассказал Малахии».

«Конечно. Ему-то я прежде всего рассказал. А также слышал, надо полагать, и этот вот, Беренгар, состоявший при Малахии в помощниках. Но не спеши с выводами. Я плохо помню. Может быть, разговор слышали и другие монахи. Знаешь, в скриптории бывает очень людно…»

«Пока что я никого не подозреваю. Я только пытаюсь понять, что же могло случиться. Как бы то ни было, по твоим словам, яд пропал очень давно. Это не часто бывает, чтобы яд похищали настолько заблаговременно, а в дело пускали через столько лет. Это означало бы, что злодейский умысел зародился еще тогда, и все эти годы в тени вызревало коварное преступление…»

Северин перекрестился. На лице его был написан ужас. «Господи, спаси нас всех и помилуй!» – воскликнул он.

Других комментариев не было. Мы оставили на столе тело Беренгара, чтобы его приготовили к погребению.

В дверях мы столкнулись с Малахией. Он был явно недоволен, увидев нас, и повернулся уходить. Но Северин окликнул его из комнаты: «Ты ко мне? По поводу…» – и тут же смолк, взглянув на нас. Малахия неуловимым жестом велел ему подождать, пока мы выйдем. Мы двинулись наружу, Малахия вовнутрь, и все трое поравнялись в дверном проеме. Вдруг Малахия обратился к нам, хотя мы его ни о чем не спрашивали:

«Мне нужен брат травщик… У меня… У меня голова заболела».

«Это от спертого воздуха библиотеки, – ответил Вильгельм тоном самого заботливого сочувствия. – Попробуйте окуривания…»

Малахия шевельнул ртом, как будто собравшись что-то еще сказать, но передумал, наклонил голову и прошел в комнату, а мы удалились.

«Чего ему надо от Северина?» – спросил я.

«Адсон, – раздраженно ответил учитель, – привыкай думать своей головой. – И заговорил о другом: – Нужно срочно кое-кого допросить. Надеюсь, по крайней мере, – добавил он, шаря взглядом по подворью, – что они еще живы. Да, кстати. С этой минуты обращаем внимание на то, что едим и пьем. Бери пищу всегда с общего блюда. Пей только из той посуды, из которой уже пили другие. После Беренгара здесь мы с тобой знаем больше всех. Не считая, само собой, убийцы».

«Но кого же сейчас допрашивать?»

«Адсон, – сказал на это Вильгельм, – ты, надо полагать, заметил, что в этом монастыре самое интересное происходит по ночам. По ночам умирают, по ночам ходят в скрипторий, по ночам водят женщин из поселка… Существует аббатство дневное и аббатство ночное. И ночное, как это ни прискорбно, намного интереснее. Следовательно, и каждый, кто тут разгуливает ночью, для нас весьма интересен. В частности, например, тот монах, которого ты застал вчера с девицей. Возможно, история с девицей не имеет отношения к истории с адом. А возможно, имеет самое прямое отношение. В любом случае я убежден, что вчерашний мужчина – именно тот человек, которому недурно известна ночная жизнь этого святого места. А вот и он – зверь на ловца».

Он указал на Сальватора, который как раз в этот миг заметил нас, явственно замедлил шаг, колеблясь и раздумывая, как бы нас обогнуть, чтоб не встретиться. Это продолжалось несколько мгновений. Затем, убедившись, что увернуться не удастся, он снова ускорил шаг и двинулся прямо на нас. На лице его появилась широчайшая улыбка, и он самым сладким голосом гнусавил «благословите!». Но мой учитель даже рта ему не дал раскрыть и заговорил сам, причем очень резко.

«Знаешь, что завтра явится инквизиция?» – спросил он.

Сальватора это сообщение, по-видимому, не обрадовало. Севшим голосом он спросил в ответ: «А мне?»

«А тебе советую выкладывать всю правду сейчас, пока тебя слушаю я, твой друг и такой же минорит, каким был когда-то ты. Не дожидаться, пока за тебя возьмутся те, кто приедет завтра. Как они расспрашивают – ты хорошо знаешь».

Захваченный так врасплох, Сальватор, казалось, прекратил всякое сопротивление. Он подобострастно взглянул на Вильгельма, явно готовый ответить на любые вопросы.

«Ночью в кухне была женщина. Кто был с ней?»

«Ой, женщина продажная подобно товару, никакого нет в ней проку, сеет смуту, свару…»