Unknown Unknown - Сказание о Ёсицунэ (пер. А.Стругацкого)

Ёсицунэ сказал:

– Твои люди изранены в боях на Западе, раны их ещё не зажили. Не срам ли тебе вести их со свежими ранами в такую даль?

– Ни одного такого я с собой не взял, – возразил Тосабо. – А взял я всего лишь несколько юнцов, потому что все три горы Кумано кишат разбойниками. Это о них вам, должно быть, и сказали.

– А что твои слуги болтали, будто завтра в Киото будет великая буча, это ты будешь отрицать?

– На меня перед вами возвели такую напраслину, что мне трудно оправдаться словами, – произнёс Тосабо. – Ежели будет на то ваша милость, благоволите приказать мне «клятвенное письмо», и я напишу.

Судья Ёсицунэ сказал:

– Смотри же, боги отвергают неправедных. Пиши, и немедленно.

И Тосабо прямо перед ним написал собственноручно кровью на оборотной стороне талисманов из Кумано три «клятвенных письма». Одному надлежало храниться в храме Ивасимидзу-Хатимана, другому – в Новом Кумано в столице, третье же он тут же сжёг и заполнил им свои «шесть корней».

– Этого достаточно, – сказал тогда Судья Ёсицунэ, и Тосабо был отпущен.

Выйдя на волю, Тосабо подумал: «Исполнятся сроки, и кара богов и будд настигнет меня, а нынче ночью мне дремать не приходится». И, вернувшись к себе, он объявил:

– Если не ударим этой же ночью, то всему конец.

Поднялась суматоха.

А в резиденции Судьи Ёсицунэ вассалы во главе с Бэнкэем убеждали своего господина:

– Эти «клятвенные письма» хороши в делах незначительных. Ныне же дело серьёзное, и надобно этой ночью быть настороже.

Судья Ёсицунэ оставался спокоен. Он отвечал беспечно:

– Ничего страшного не будет.

– В эту ночь надо быть ко всему наготове! – настаивали они.

– В эту ночь, если что и случится, я справлюсь сам! – сказал он. – Ступайте отдыхать.

И они понемногу стали расходиться кто куда по своим домам. А Судья Ёсицунэ, пивший весь этот день на пиру, совершенно захмелел, забыл про всё, улёгся и заснул.

В то время Ёсицунэ приблизил к себе танцовщицу-сирабёси по имени Сидзука. Была она девица весьма разумная, вот и подумала: «Как можно безмятежно почивать, услышав столь грозные вести?» И послала она – поскольку жилище Тосабо было близко – служанку высмотреть, что там делается. Служанка отправилась и видит: там уже подвязывают ремни шлемов, уже выводят коней – словом, готовы к выступлению. Шёл конец часа Быка. Чтобы подслушать важные разговоры, разглядеть всё получше и потом доложить, служанка с трепетом прокралась в глубь двора, и тут её заметили слуги Тосабо.

– А ведь она здесь неспроста, – сказал один.

– Всё может быть! А ну, хватай её! – сказал другой.

Они её схватили и принялись допрашивать, угрожая и уговаривая. Поначалу она упорствовала, но мучали её слишком сильно, и пришлось ей рассказать то, чего не должна была она говорить. «Отпустить её опасно», – решили они и тут же на месте её зарезали.

Дальше медлить не годилось, и вот в час Быка семнадцатого числа десятого месяца Тосабо во главе своей сотни всадников и в сопровождении пятидесяти головорезов из сиракавских притонов, взятых проводниками по Киото, двинулся на Пятый проспект ко дворцу Хорикава.

Между тем резиденция Судьи Ёсицунэ совсем опустела.

– Ночь проходит, ничего не случится, – решили вассалы и разошлись кто куда.

Ушли к себе домой на Шестой проспект Мусасибо Бэнкэй и Катаока. Ушли в переулок Муромати к своим дамам Сато Сиро Таданобу и Исэ Сабуро. Ушли в жилище своё на перекрёстке улиц Хигути и Хорикава воины Нэноо и Васиноо. И остался из слуг в ту ночь один лишь Кисанда.

Охмелевший Судья Ёсицунэ спал крепким сном. И вот глубокой ночью подъехала сотня всадников с Тосабо во главе и дружно издала боевой клич. Но из стен дворца не раздалось в ответ ни звука. Сидзука, испуганная криком врагов, принялась трясти господина Судью.

– Враги у порога! – говорила она.

Но он не приходил в себя. Тогда она откинула крышку ларя в изголовье, извлекла его тяжёлые доспехи «кисэнага» и швырнула их прямо на него. Он сразу вскочил.

– Что стряслось? Почему не даёшь спать?

– Враги у порога! – повторила она.

– Аварэ, нет ничего беспокойнее женского сердца! И как сказано! Какие слова! А у ворот, поди, всего-навсего подлец Тосабо. Эй, кто-нибудь! Окликните его!

– Воинов ваших никого нет, – сказала Сидзука. – Нынче ночью вы всех распустили, и они разошлись по домам.

– Да, верно. Но всё-таки нет ли какого-нибудь мужчины?

Служанки обежали дом и доложили:

– Один только слуга ваш Кисанда.

– Это усердный стервец. Давайте его сюда.

Кликнули Кисанду. Он был в людской и тут же с готовностью прибежал к южному входу.

– Поднимись сюда, – приказал Судья Ёсицунэ.

Но Кисанде раньше никогда не полагалось вступать в высокие покои, и он затоптался на месте.

– Сейчас не время для церемоний, – сказал Ёсицунэ, и Кисанда приблизился к порогу подъёмной двери.

– Я впал в рассеянность из-за простуды, – сказал Ёсицунэ, – но сейчас облачусь в доспехи и оседлаю коня, а ты ступай и держись, пока я не выйду.

– Слушаюсь, – отвечал Кисанда и пошёл готовиться к бою.

Поверх кафтана со знаком круга и линии он надел панцирь, простёганный узором в виде перевёрнутого остролиста, схватил алебарду и соскочил с веранды.

– Незадача! – вскричал он. – А нет ли в приёмной у господина чьего-либо запасного лука?

– Зайди и посмотри, – отозвался Ёсицунэ.

Кисанда вбежал и увидел: лежат там стрелы из неоструганного бамбука длиной в четырнадцать ладоней до наконечника, с опереньем из журавлиного пера и с выжженным именем Мусасибо Бэнкэя, а также лук нелакированного дерева с утолщённым захватом. «Аварэ, вот это вещь!» – подумал он, схватил лук и, уперев его в комнатный столб, мигом приладил тетиву. Затем, пощипывая тетиву, так что она загудела, подобно колоколу, он выбежал на передний двор.

Хотя был Кисанда из самых низших слуг, но силой духа не уступил бы таким героям, как Сумитомо и Масакадо, а в стрельбе из лука оставил бы позади себя и самого Ян Ю. Лук на четверых и стрелы в четырнадцать ладоней были как раз по нему. «Мне подходят!» – подумал он радостно и поспешил к воротам. Он отодвинул засов и, приоткрыв толчком воротину, выглянул наружу. Там в ярком свете звёзд безлунной ночи блестели «звёзды» на шлемах, и лица под шлемами сами просились на выстрел. Кисанда опустился на одно колено и открыл стрельбу, быстро накладывая на тетиву одну стрелу за другой. Пять или шесть всадников в передних рядах у Тосабо свалились наземь, из них двое испустили дух на месте. Как видно, Тосабо это пришлось не по нраву, и он тут же отступил.

– Ты негодяй, Тосабо! – крикнул Кисанда. – Это так ты паломничаешь от имени Камакурского Правителя?

Тосабо подвинул коня и заехал под прикрытие воротины.