Unknown Unknown - Сказание о Ёсицунэ (пер. А.Стругацкого)

Камакурский Правитель поднял штору на полную высоту, и все зашептали:

– Это ей в похвалу!

От высокородной Масако был Сидзуке пожалован шёлк в драгоценном футляре. От Камакурского Правителя были пожалованы три длинных ларца, украшенных перламутром. Уцуномия дал три ларца, Ояма Томомаса дал три ларца, и знатные музыканты, игравшие для Сидзуки, дали девять ларцов, и носильщики, поднявши ларцы на свои шесты, понесли их вокруг помоста. И те, у кого недостало богатства дарить ларцы, – те тащили и бросали в раскрытые ларцы косодэ и прочую одежду и набросали целые горы, и Савара Ёсицугу потом записал, что добра набралось на шестьдесят четыре ларца.

Увидев это, Сидзука сказала:

– Танцевала я не для даров, а в моленье за Судью Ёсицунэ.

И с тем все ларцы до последнего отдала на обновление храма Вакамии Хатимана. А все одежды до последнего косодэ, не растеряв ни единой, отдала настоятелю на службы за своего господина. Затем возвратилась она в дом Хори-но Тодзи. На следующий день она посетила Камакурского Правителя, дабы испросить разрешение на выезд, после чего в дом Хори-но Тодзи явились к ней благорасположенные самураи и всячески её превозносили. От Камакурского Правителя было пожаловано ей множество подарков. И по его повелению Хори-но Тодзи во главе пяти десятков всадников проводил её в столицу.

Глубоко скорбя о погибшем сыне, Сидзука по пути поручила молиться за него тысяче монахов. Так она вернулась в столицу, в свой дом в Китасиракаве. Но и там она не в силах была забыть пережитое, не желала никого принимать и всецело предалась своей печали. И как ни старалась утешить её матушка, Преподобная Исо, печаль её лишь усугублялась.

Дни и ночи проводила она в храме, читая сутры и повторяя имя Будды, и осознала, что жизнь в миру не для неё. Даже матери не сказавшись, постриглась она в монахини. Под стенами монастыря Четырех Небесных Царей построила из травы шалаш и уединилась в нём с Преподобной Исо, ведя жизнь истинную, согласно учению Будды. И как же болело материнское сердце! Дочь была первой танцовщицей Японии, прославленной красавицей. Никто не мог с нею сравниться в душевном благородстве.

Казалось, какое чудное будущее предстояло ей! А она ушла от мира в девятнадцать лет. Осенью на следующий год, когда пурпурные облака заволокли небо, послышались вдруг звуки музыки, и Сидзука удалилась из этого мира в Чистую Землю. Вскоре и Преподобная Исо соединилась с нею в блаженном краю.

В конце первого месяца второго года Бундзи разнёсся слух, что Судья Ёсицунэ укрывается в своём бывшем дворце Хорикава. Говорилось также, что прячется он где-то в предместье Сага, но так или иначе, а многие в столице из-за него пострадали. Тогда Ёсицунэ решил: поскольку из-за него людям выходит беспокойство и кому-то он невольно вредит, надобно уходить в край Осю. И он призвал к себе верных своих воинов, которые до поры отсиживались, кто где сумел. Явились все шестнадцать, никто не изменил.

Ёсицунэ произнёс:

– Я решил направиться в Осю. Какой выбрать путь?

Все заговорили разом, потом кто-то сказал:

– По Токайдоской дороге много прославленных мест, вы бы там немного развлеклись. На пути по Тосандо множество узких горных тропинок, в случае опасности трудно уходить. А лучше всего идти по северному берегу до провинции Этидзэн, в бухте Цуруга сесть на судно и доплыть прямо до провинции Дэва.

На том и порешили.

– В каком обличье идти?

Опять заспорили, и Васиноо сказал:

– Если хотите пройти без помех, идите под видом монаха.

На это Ёсицунэ возразил:

– Хотелось бы мне быть монахом! Но в Наре мой друг Кандзюбо не раз и не два увещевал меня принять постриг, а я отказался. Теперь мне некуда деться, и, если слух разойдётся, будто я всё же постригся, тут срама не оберёшься. Нет, что бы там ни было, а я отправлюсь в путь таким, какой есть.

Сказал Катаока:

– Пойдёмте хоть под видом заклинателей-ямабуси.

– Да как же это возможно? – произнёс Ёсицунэ. – С того самого дня, как мы выйдем из столицы, на пути у нас всё время будут храмы и монастыри: сначала гора Хиэй, затем в провинции Этидзэн – Хэйсэндзи, в провинции Кага – Сираяма, в провинции Эттю – Асикура и Имакура, в провинции Этиго – Кугами, в провинции Дэва – Хагуро. Мы будем повсеместно встречаться с другими ямабуси, и везде нас будут расспрашивать о том, что нового в храмах Кацураги и Кимбусэн, а также на священной вершине Сакья-Муни и в других горных обителях, и о том, как поживает такой-то и такой-то…

– Ну, это не так уж трудно, – сказал Бэнкэй. – Всё-таки вы обучались в храме Курама, и повадки ямабуси вам известны. Вон и Хитатибо пожил в храме Священного Колодца Миидэра, начнёт говорить – не остановишь. Да и сам я с горы Хиэй и кое-что знаю о горных обителях. Так что ответить мы как-нибудь сумеем. Прикинуться ямабуси ничего не стоит, если умеешь читать покаянные молитвы по «Лотосовой сутре» и взывать к Будде согласно сутре «Амида». Решайтесь смело, господин!

– А если нас спросят: «Откуда вы, ямабуси?» Что мы ответим?

– Гавань Наои-но-цу в Этиго как раз на середине дороги Хокурокудо. Если нас спросят по сю сторону, скажем, что мы из храма Хагуро и идём в Кумано. А если спросят по ту сторону, скажем, что мы из Кумано и идём к храму Хагуро.

– А если встретимся с кем-нибудь из храма Хагуро и он спросит, где мы там жили и как нас зовут?

Бэнкэй сказал:

– Когда подвизался я на горе Хиэй, был там один человек из храма Хагуро. Он говорил, что я точь-в-точь похож на некоего монаха по имени Арасануки из тамошней обители Дайкоку. Ну, я и назовусь Арасануки, а Хитатибо будет Тикудзэмбо, мой служка.

Ёсицунэ сказал с сомнением:

– Вы-то оба настоящие монахи, вам даже притворяться не надо. А мы-то каковы будем ямабуси в их чёрных шапочках токин и грубых плащах судзукакэ, окликающие друг друга именами Катаока, Исэ Сабуро, Васиноо?

– Ну что же, всем дадим монашеские прозвания! – бодро сказал Бэнкэй и тут же напропалую наделил каждого звучным именем.

Так Катаока стал Столичным Господином Кё-но кими, Исэ Сабуро стал Преподобным Господином Дзэндзи-но кими, Кумаи Таро – Господином Цензором Дзибу-но кими. Другим достались имена по названиям провинций – Кадзусабо, Кодзукэбо и всё в таком роде.

Судья Ёсицунэ облачился поверх ношеного белого косодэ в широкие жёсткие штаны и в короткое дорожное платье цвета хурмы с вышитыми птицами, ветхую шапочку токин он надвинул низко на брови. Имя же ему теперь было Яматобо. Все остальные нарядились кто во что горазд.

Бэнкэй, который выступал предводителем, надел на себя безупречно белую рубаху дзёэ с короткими рукавами, затянул ноги исчерна-синими ноговицами хабаки и обулся в соломенные сандалии. Штанины хакама он подвязал повыше, на голову щегольски нахлобучил шапочку токин, а к поясу подвесил огромный свой меч «Иватоси» вместе с раковиной хорагаи. Слуга его, ставший при нём послушником, тащил на себе переносный алтарь ои, к ножкам которого была привязана секира с лезвием в восемь сунов, украшенным вырезом в виде кабаньего глаза. Там же был приторочен поперёк меч длиной в четыре сяку и пять сунов. Аппарэ, что за великолепный вид был у предводителя!