Unknown Unknown - Сказание о Ёсицунэ (пер. А.Стругацкого)

Войдя в озарённую светильниками залу, госпожа раскрыла веер, оправила одежды и села. До сих пор всё шло без сучка без задоринки. Бэнкэй с облегчением перевёл дух. Ежели, паче чаяния, случится дурное, они успеют свернуть шею пятерым, а то и десятерым монахам, затоптать насмерть целую кучу этих бездельников и проткнуть настоятеля. Так подумав, он уселся напротив настоятеля коленями в колени.

И сказал Бэнкэй:

– Этот мальчик – первый в Японии мастер игры на флейте. Если хотите знать, он так возлюбил свою флейту, что даже слегка запустил науки. Поэтому, когда в восьмом месяце прошлого года мы выступили из Хагуро, был с него взят торжественный обет, что на всём пути туда и обратно он на флейте играть не будет. Весьма сожалею. Аварэ, извольте уволить его от игры. Впрочем, прикажите играть вместо мальчика вон тому маленькому ямабуси. А то у нас в Хагуро с обетами очень строго, и мальчик непременно понесёт суровое наказание, иначе он с удовольствием бы сыграл.

На это настоятель сказал:

– Поистине, как в Японии надлежит родителю печься о сыне, так наставнику надлежит заботиться об ученике. Нельзя допускать нарушения обетов. Пусть играют вместо него.

Бэнкэй, возликовав, произнёс:

– Эй, Яматобо! Выходи живее и играй вместо мальчика!

Судья Ёсицунэ выступил из тени алтаря, скромно уселся и стал готовиться к игре. Монахи принесли музыкальные инструменты. Перед госпожой положили кото в парчовом футляре, биву вручили отроку по имени Рэнъити, а флейту положили к ногам отрока Мидао.

Музыка едва началась, а уж восхищению слушателей не было предела. Воины изумлялись этой милости богов и будд, явленной им вместо смертельного боя. Монахи же, особенно молодые, только перешёптывались:

– О, какая флейта! Мы почитали за несравненных нашего Рэнъити и нашего Мидао, но разве сравнить их с этим юношей? Да при нём о них и говорить немыслимо!

На рассвете музыка окончилась, и они вернулись в обитель Каннон. От настоятеля им прислали всевозможные яства и бутылки с вином. Все они страшно устали от волнений и наперебой закричали:

– Вот славно, давайте выпьем!

Бэнкэй возмутился:

– Прекратите глупую болтовню! – заорал он. – Рады вволю упиться вином, а забыли, что оно развязывает языки! Сперва будете говорить: «Поднесите мальчику!», да «Примите чарочку, старший!», да «Эй, Кё-но кими!», а потом заноете: «До каких же пор?» – и пойдёт у вас: «Поднесите госпоже!», да «Эй, Катаока, эй, Исэ Сабуро!», да ещё «Наливай, Бэнкэй, выпьем!» – словно фазаны на горящем поле, что прячут голову, выставив хвост! Никакого вина, пока мы в пути!

Тогда отослали они вино обратно в Главный Зал и торопливо поели, а там настал час Тигра, и остаток ночи провели они в чтении «Лотосовой сутры».

Словно ускользнув из челюстей крокодила, тихонько покинули они храм Хэйсэндзи, доставшийся им столь трудно. По пути помолились в храме Сугауномия, миновали Канадзу и вдруг повстречались с караваном лошадей, навьюченных китайскими сундуками, в сопровождении пяти десятков всадников, прекрасно наряженных.

– Кто такие? – спросили они.

– Иноуэ Саэмон из провинции Кага следует к заставе в горах Арати, – был ответ.

Услышав это, Судья Ёсицунэ сказал себе: «Всё-таки попались». Он взялся за рукоять меча, надвинул поглубже на лоб соломенную шляпу и решительно двинулся вперёд. Но тут, как назло, подул ветер и задрал шляпу. Иноуэ взглянул ему в лицо, спрыгнул с коня и низко поклонился.

– Никак не ожидал, – проговорил он. – Сожалею и скорблю, что повстречал вас в пути. Поместье моё Иноуэ слишком далеко отсюда, и принять вас у себя не могу. Остаётся мне лишь приветствовать вас как ямабуси. Идите же с миром.

Он отвёл коня с дороги и оставался на ногах, глядя вслед Ёсицунэ, пока тот не скрылся из виду. Только тогда он снова сел в седло. А Судья Ёсицунэ, преисполненный глубокого чувства, то и дело оглядывался назад и долгое время спустя сказал Бэнкэю:

– Да сохранят боги в битвах семь поколений потомков его!

Иноуэ же, прибыв в место, именуемое Хосороки, обратился к родичам и молодым воинам с такими словами:

– Как полагаете, кто были те ямабуси, что повстречались нам нынче? Это был Судья Ёсицунэ, младший брат Камакурского Правителя, тот самый, которого ловят по всей стране. В иные времена вся провинция денно и нощно была бы на ногах, готовясь приветствовать его, а ныне идёт он крадучись и неприметно. Если бы я, поддавшись жадности, задержал его, мне бы досталась награда. Но ведь и мой род не будет процветать тысячи лет! Так со скорбною жалостью подумав, я без душевного смятения его пропустил.

В тот день Судья Ёсицунэ заночевал в Синохаре. Утром они увидели место, где Тэдзука Мицумори убил в схватке Сайто Санэмори из Нагаи, поскорбели душою и двинулись дальше. Полюбовались Атакаским бродом и соснами Нэагари, провели ночь перед Одиннадцатиликой Каннон в храме Ивамото, совершили паломничество на священную гору Хакусан и исполнили пляску микагура в честь божества, а затем достигли места под названием Тогаси, что в провинции Кага.

Владетель этого места Тогаси-но скэ был весьма известный богач. Ходил слух, что он втайне подстерегает Судью Ёсицунэ, хотя приказа от Камакурского Правителя не получал. И сказал Бэнкэй:

– Господин, благоволите идти в Миянокоси, а я загляну к этому Тогаси, погляжу, что и как, и потом вас нагоню.

– Мы идём без помех, а тебе вздумалось задержаться, – произнёс Ёсицунэ. – В чём дело?

– Полагаю, задержаться полезно, – сказал Бэнкэй. – Плохо нам будет, если погонится за нами большая сила.

С этими словами он взвалил на плечо переносный алтарь ои и ушёл.

В усадьбе Тогаси праздновали по случаю начала третьего месяца. Одни играли в ножной мяч, другие забавлялись стрельбой из лука, третьи смотрели петушиные бои, слагали ранга, пили вино. Бэнкэй вступил в ворота, прошёл мимо веранды караульного помещения и заглянул в дом. Там играла музыка, угощались и пили вино. Бэнкэй проорал сиплым голосом:

– Подайте на пропитание странствующему монаху!

Орал он громко, и музыканты сбились.

Выскочил какой-то самурай и сказал сердито:

– Явился не ко времени, пошёл вон отсюда!

– Ежели хозяину не ко времени, подай сюда кого-нибудь вместо него! – рявкнул Бэнкэй и надвинулся.

Выбежали человек пять-шесть слуг и «разноцветных» и закричали наперебой:

– Убирайся вон!

Бэнкэй и ухом не поведя шёл прямо на них.

– Да он буянить вздумал! – вскричали слуги. – Хватай его, выкинем отсюда!

Они схватили его за руки и принялись тянуть и толкать, но ничего у них не получилось.

– Раз так, в толчки его!

Набежала целая толпа, и тут Бэнкэй принялся разить кулаками направо и налево. С одних полетели шапки эбоси, другие, схватившись за макушки, побежали прочь. Раздались крики: