Валентин Пикуль - Океанский патруль. Книга 2

— Я догадался. И, по-моему, фрекен Арчер к нему не так уж и равнодушна.

— Да, но это… — начал Дельвик и вдруг стремглав вскочил на ноги.

Никонов проследил за его взглядом, устремленным куда-то в высоту, и прошептал в ярости:

— Опять… опять эти…

На широком карнизе скалы, круто нависшей над рекой, стояли двое всадников в тупо надвинутых касках. Стояли и, не снимая карабинов, всматривались в закутанную туманом долину Карас-йокки. Лошади, опасливо дергавшие над пропастью головами, и тяжело сидящие в седлах солдаты — все это казалось неестественным и зловещим среди прекрасной тишины нежного осеннего утра.

— Заметили или нет?

— Нет, кажется…

Торопливо раздвигая перед собой колючие ветви вереска, Никонов сказал:

— Это все после взрыва на рудниках.

— Я помню, — ответил Дельвик, на ходу оглядываясь назад, — так же было и тогда… Перед тем как мы ушли на Лофотены и Вестеролен.

— Ну теперь-то, — сердито отозвался Никонов, — мы никуда не уйдем из Финмаркена. Поднимемся туда, в горы, зароемся в снега, но не уйдем. Об этом нас даже предупреждают те инструкции, что я вчера получил…

Уже подходя к замку, Дельвик придержал Никонова своей сильной цепкой рукой и сказал:

— Мне очень тяжело покидать вас в такой момент, но…

— Не стоит об этом думать, — остановил его Никонов.

И в поддень Дельвик ушел, оставив Никонова с тремя надежными товарищами — Осквиком, Астри Арчер и Сашей Кротких; пастора было окончательно решено временно оставить в покое, и он был предупрежден об этом через дядюшку Августа; старик тоже оставался в городе. «Если Сверре не поспеет вернуться к началу наступления, — раздумывал Никонов, — мы все равно так и так встретимся с ним в Киркенесе…»

Перед ужином он обошел все посты, расставленные на подходах к замку, отобрал у часовых табак и спички, велел смотреть в оба. Вернувшись, спустился в погреб, где уже жарко пылал очаг. На массивном вертеле, величиной с добрую оглоблю, жарился горный козел, и капли жира с шипением падали на огонь. Саша Кротких, в тельняшке, босой, чуб на лбу, вращал вертел, говорил товарищу Улаве:

— А вот ты попробуй-ка его поверни, а то смеешься только!

— Что он говорит, что он говорит? — спрашивала Астри, не знавшая русского языка.

— Он говорит, — переводили ей, — что ты очень хорошо смеешься.

— А ты поверни, поверни, — настаивал Саша и облизывал жирные пальцы, подмигивая черным глазом.

Хатанзей сидел у огня, чистил и смазывал свою меткую винтовку, сопел широким носом, — он любил оружие. Никонов присел около него, спросил Осквика:

— Ну как, готово?

Он очень волновался в этот вечер, норвежский артист, ставший для партизан всего отряда незаменимым человеком. Дрожащими пальцами Осквик вращал освещенные фосфором лимбы настройки приемника.

— Москву ловишь, да? — спросил Саша.

— Не мешай, — сказал Никонов. — Москву отсюда не поймать, а вот поближе что-нибудь можно… И потом — не ходи босой, обуйся!

— Я еще ноги мыть к реке пойду…

Осквик переключил диапазон настройки, и, выбившись из эфирной трескотни, в погребе старинного замка вдруг прозвучал усталый женский голос:

— Нарвик… говорит Нарвик!..

Все невольно придвинулись ближе: что скажет этот недалекий отсюда норвежский город, к вольным устам которого гитлеровцы приспособили свою глотку. И дикторша стала говорить об ожидаемом прибытии в северные провинции Финмаркена, Тромс и Нурланн, министра полиции «национального» правительства Норвегии Ионаса-Ли, который надеется посетить полярные города Варде, Гаммерфест, Каутокайно и Киркенес; население этих городов заранее предупреждалось о том, что германское командование собирается провести трудовую мобилизацию среди норвежцев без различия пола и возраста для проведения оборонительных работ в связи со все растущей «красной опасностью».

Некоторое время все сидели молча, словно ожидая чего-то еще, но Нарвик, помедлив, стал передавать музыку.

Товарищ Улава первая прервала тягостное молчание:

— Вы знаете, как в народе зовут этого министра?

— Нет, — ответил Саша Кротких.

— Не Ионас-Ли, а… Иудас-Ли!

Осквик, обычно сдержанный, неожиданно вспылил.

— Я помню, как он мешал нам ехать сражаться за Мадрид… Этот Иудас-Ли настоящий подлец, и я готов месяц сидеть на дороге, по которой он проедет, чтобы…

— Давайте ужинать, — неожиданно сказал Никонов, и Осквик, словно устыдившись своей горячности, понуро отошел к рации.

— Ничего я не понял, что тут говорилось, — улыбнулся Саша Кротких, снимая с огня мясо. — Ну чего?.. Чего ты смеешься, синеглазая? — спросил он Арчер и добавил серьезно: — Ишь ты… фрекен!

— Господин лейтенант, нам далеко еще идти?

Лейтенант Вальдер, подняв жесткий, отороченный бархатом воротник шинели, молча прошел мимо.

Греческие мулы, звякая уздечками, жевали в темноте жухлую траву, стучали копытцами по камням; на их спинах раскачивались короткие тупые минометы. Один из мулов вдруг тоскливо закричал, подняв голову к бездонному небу, и Пауль Нишец видел, как тиролец с длинным пером в пилотке ловко накинул ему на морду какую-то сетку. Потом посыпались удары, животное переносило их безропотно, только миномет на его спине закачался сильнее.

— Стой! — шепотом передали по цепи.

Остановились. Где-то журчала в камнях река, кустарники шумели тоскливо, плакала во тьме какая-то птица, вздыхали мулы.

— Рассыпайся, — тихо скомандовал Вальдер, — цепью, цепью…

Подняв над головой руку, Нишец повел свое отделение вдоль какого-то обрыва. Его нагнал и тронул за хлястик шинели Франц Яунзен:

— Послушай, Пауль, ты еще ничего не знаешь?

— А что?

— Не разговаривать! — прикрикнул Вальдер.

Яунзен помолчал — и снова, шепотом:

— Вчера финский посланник в Стокгольме уже посетил советское посольство…

— Ну так что?

— …И просил принять в Москве мирную делегацию…

— Я сказал: прекратить разговоры! — прошипел Вальдер.

Шли молча. Птица все плакала, плакала. Странная птица, таких в Германии не бывает.

— Откуда это? — спросил ефрейтор.

— Шведский доброволец рассказывал. И газету…

— Стой!

— Что за черт, опять — стой…

— Ложись!.. Ефрейтор, ко мне!

Пауль Нишец ловко подполз к лейтенанту, который лежал впереди на пригорке.

— Слушаю, господин лейтенант.

— Видишь?

— Нет, господин лейтенант!

— Болван! Смотри лучше.

Вдалеке, в изложии гор, виднелось странное здание, отличимое от скал лишь своими более геометрическими формами. Вальдер и Нишец лежали, долго всматриваясь в каждый камень. В конце концов им повезло. За кустом промелькнул человек.

— Снять, — приказал Вальдер.

Два тирольца уползли бесшумными ящерицами. Человек за кустом замер.