Валентин Пикуль - Слово и дело

Из числа своих приближенных Миних более всего побаивался талантливого шотландца Джемса Кейта, соперника в нем подозревая. Кейт справедливо требовал от фельдмаршала точности:

— А разве князю Трубецкому можно провиант доверить?

— Не съест же он его, — увиливал Миних.

— А пушки сумеет он доставить к Очакову?

— Уверен. Князь обещал' мне спустить прямо к Очакову плашкоуты с хлебом и пушками.

— А где план Очакова, который мы должны брать?

— Нет плана! — огрызался Миних. — И так возьмем. Знаю лишь одно, что конфигурация цитадели Очаковской шестиугольная.

— Как же, — настаивал Кейт, — без плана на штурм идти?

— Бог! — отвечал Миних. — С нами бог… Ясно?

С верфей брянских спустили по Десне к Киеву множество кораблей. Плоские, как блины, они были способны перевалить пороги днепровские, годны и на мелководьях лиманов черноморских. Пехоту сажали на корабли, вручали солдатам весла многопудовые. Офицеры флота тут же наспех учили солдат, как ловчее воду веслом загребать, как по вечерам мозоли на ягодицах залечивать. И наполнился Днепр чудесным видением флота, который в свои паруса ловил ветер попутный. А на передней галере, подставив солнышку громадное пузо, величаво плыл к славе сам Миних.

— Вот и травка показалась, — говорил, млея, а рядом с ним возлежала на коврах смешливая Анна Даниловна, которой родить впору…

Тянулись Днепром вдоль рубежей с Речью Посполитой, за Кременчугом открылись перед армией безлюдные места Сечи Запорожской — скоро уже и Переволочная, где после Полтавы безутешно рыдал королевус шведский. Миних выбил трубку о борт корабля, тишком признался пастору Мартенсу:

— Ума не приложу, как до Очакова добираться станем…

Сгрузились на берег. Бойко заторговали греки-маркитанты, чуя поживу. От скрипа многих тысяч телег болели уши. Гнали скотину гуртами — на прожор великой армии. Возле кобыл-маток, тыкаясь носами под животы их, бежали бархатные жеребятки. Лохматые и грязные верблюды, гримасничая, с недо-вольством тянули пушки. Золотистые быки, весне радуясь, игриво бодали пугливых коров. Среди массы животных, колесниц и орудий солдаты проносили рогатки, похожие на тараны. В довершение всего раздался дикий женский вопль… Вблизи порогов днепровских, посреди шума военного компанента, княгиня Анна Даниловна породила здоровую крикливую девчонку, которую нарекли в честь царицы — Анною.

— Разве же это армия? — брезгливо говорили австрийцы и наблюдатели стран прочих. — Это ведь табор дикий. Орда какая-то…

Казалось, сам черт ногу сломает в этой неразберихе. Но вот Миних в ярком халате вышел из шатра, взмахнул жезлом:

— Пошли! Дирекция — на Бендеры!

Войска тронулись, и сразу обнаружилось, что порядок все-таки существовал.

Орда превратилась в армию, покорную дисциплине, и даже любая корова, обреченная в пути на съедение, казалось, заняла надлежащее ей место. Поднялась тут пыль, пыль, пыль… Ох, и пылища! Потянулись обозы, обозы, обозы… Они были столь тягостно велики, что арьергард армии подходил к лагерю на рассвете, когда авангард уже поднимался в путь. Даже сержанты гвардии имели для нужд своих до 16 возов с барахлом. А багаж генерала Карла Бирена тащили сразу 30 быков и лошадей, 7 ослов и 15 верблюдов…

Стоило армаде русской застрять на минутку, как после нее земля оставаясь будто выбритой, — несчастный скот успевал сожрать под собой каждую травинку.

На походе, при появлении Миниха, деташемент лейб-гвардии до земли склонял свои знамена. Вдали от столицы фельдмаршал уже принимал царские почести, на которые церемониальных прав не имел! Считая знания свои всеобъемлющими, Миних по вечерам в шатре своем учил Анну Даниловну, как ей следует давать грудь младенцу.

— Да не учи ты меня, Христофор Антоныч, — обижалась дама. — Это уже шестой у меня… Как-никак и без твоих инструкций выкормлю!

Ласси поднял свою армию на поход раньше Миниха; она струилась на Крым степями приазовскими; здесь меньше было пышностей, но зато больше внимания к людям, отчего войска и шагали напористо.

Далеко протянулась вдоль берега моря сакма, пробитая татарами и ногайцами.

Дико тут все, одичало. Выходя из Азова, фельдмаршал Ласси встретил разрушенный Троицкий острог на Таган-Роге и заложил тут крепостцу с пушками< На месте этого укрепления впоследствии (1769 г.) был заложен город Таганрог, населенный тогда же выходцами из Белгорода и Воронежа.

Позже здесь возник цветущий город Мариуполь, ныне морской порт и металлургический центр на юге страны.>.

Гигантской тысяченожкой, ощетинясь багинетами ружей, двигалась армия на Перекоп; иногда солдаты видели, как в морской дали, тяжко и неотступно, выгребают из блеска синевы галеры. Следуя морем близ берегов, ноздря в ноздрю с армией Ласси, проходила Донская флотилия вице-адмирала Петра Бредаля.

Перед кораблями расстилалось древнее Сурожское море, а в море том нагуливали жирок громадные осетры, резвились в Азовье вкусные севрюги. А порою галерные весла было не провернуть в воде от густоты косяков леща, судака да частой тюльки. Иногда корабли теряли армию, но лагерь ее моряки легко обнаруживали ночью — по зареву костров, освещавшему ширь небесную. Ласси дождался флотилию в устье реки Кальмиус< И. Е. Балакирев и погребен был в Касимове в Егорьевской (Богоявленской) церкви, которая ныне охраняется государством как ценный памятник русского старинного зодчества. Городок Касимов на Оке был когда-то столицей Касимовского ханства, подвластного Московскому государству.> Выше по течению этой реки находилась местность печальная, где во времена ветхие случилась несчастная для Руси битва с татарами на Калке…

Здесь армия Ласси застряла, не в силах переправить через Кальмиус пушки тяжелые. Бредаль вызвал Петра Дефремери:

— Бери сорок плашкоутов — мост для армии сооруди.

Дефремери, веселый и загорелый, как дьявол из преисподни, составил на реке корабли бортами, словно понтоны, и армия прошла через настилы плашкоутов — с лошадьми, с обозами, с артиллерией. Бредаль потом созвал морских офицеров:

— Господа флот, до Берды<���На мысе Берда позже (1827 г.) был заложен Бердянск, куроргный город с грязелечебницами.> мы еще дотянем. А затем карты можно выбрасывать. Потянемся, как слепые, вдоль берега…

За Бердою моряки видели с кораблей тучи ногайских всадников, которые с берега осыпали гребцов стрелами. Берег по траверзу поплыл куда-то вбок. Армия из виду совсем пропала. По ночам уже не светили ее дружественные костры, вселяющие бодрость.

— Огибаем косу длинную, — насторожились моряки.

Адмирал Бредаль, полуголый, с ножом у пояса, словно пират, шатался по палубе с православными святцами в руках.