Валентин Пикуль - Богатство

Соломин, проявив уважение к зверобою, пожал ему руку и спросил, что примечательного он видел на острове Шумшу за время своего краткого пребывания у японцев.

— Такого у них не водится. Даже бани нету. Сядут в бочки и парятся. Водка опять же ихняя слабая. Мне давали. Я ее пил-пил, пил-пил — нет, не шибает… Еще и пушки видел. В сарае стоят под навесиком. Но я плевать на пушки хотел. Потому как что же в них примечательного?..

Вечерело над Камчаткою, высокие травы заливала лиловая хмурь. Соломин остался в канцелярии один. Ему сейчас было трудновато. Хотелось бы найти опору, но ее не было. Сотенный хороший парень, однако за ним не стоит никакой силы, кроме четырех казаков, двух школьников-казачат и трех инвалидов. И снова вспоминался зал ресторана «Золотой Рог», пришли на память рыжие бакенбарды кавторанга Кроуна.

— Хоть бы поскорее явился сюда «Маньчжур»!

В эту ночь на Камчатке было землетрясение, но слабое, и Соломин даже не проснулся, хотя утром был удивлен — мебель стояла как-то не так, как стояла с вечера. В эту ночь ему снилась та самая дама, которую он оставил (и, кажется, навсегда) в Хабаровске; сон был еще хабаровский, но уже с камчатской отрыжкой — в номерах Паршина, обнимаясь с адвокатом Иоселевичем, эта дама в шляпе с увядшими розами глушила чистый спирт стаканами и закусывала хрустящими моржовыми ластами.

Просыпаться после такого сна было очень противно!

Это землетрясение коснулось и острова Шумшу-Сюмусю, и оно потревожило Мацуока Ямагато… Лейтенант сбросил с себя одеяло и распахнул окно барака, готовый выпрыгнуть наружу; долго в напряжении мышц и нервов самурай сидел на плоском татами. Впрочем, толчки больше не повторялись. Спать Ямагато уже не ложился. Утром в конторе гавани Ма±роппу он собрал шкиперов флотилии, уходившей в устье камчатской реки Большой, где располагалось крупное русское селение — Большерецк.

— Вчера из Ичи вернулся шкипер Нагасава с большим уловом, но половину его пришлось выбросить: им в пути мешал встречный ветер, и лососина испортилась. На этот раз я пошлю в Большую пустые шхуны, которые заберут от вас рыбу, а вы оставайтесь в устье… Если русские затеют драку, вы с ними много не разговаривайте — стреляйте!

Удар гонга в отсыревшем воздухе разбудил команды рыбаков. Под мелким дождем они, согнувшись, разбирали снасти и тяжелые паруса. Ямагато разрешил выдать им по чашечке сакэ и, кланяясь, пожелал удачи.

Земля вздрогнула снова. На этот раз толчок был сильнее, и на шхунах стали торопиться с постановкой парусов. Ямагато остался на берегу.

Как и раньше, еще ничего не было решено.

Черные ветки смыкались над деревянными навесами, под сенью которых спасались от океанской сырости скорострельные пушки, закупленные Японией у добродетельной матери нейтралитета — у постной и целомудренной Швейцарии.

Встречные солдаты отдавали Ямагато честь.

На этих маленьких островках, на Шумшу и Парамушире, были заложены огромные возможности, для захвата Камчатки, для развития будущей агрессии note 5 Note5 Позже японская военщина превратила Курилы в плацдарм для завоевания Камчатки; на Шумшу возникла мощная база Катаока, на Парамушире — Касивабара. На аэродромах Шумшу базировались два авиаполка, все побережье было укреплено подземными блиндажами, внутри которых укрывались даже электростанции и ангары для танков (глубина сооружений достигала 50 метров). В августе 1945 г. морская пехота Тихоокеанского флота взломала эти рубежи. После разгрома японских милитаристов все Курильские острова были возвращены СССР как исконные русские земли. .

В длинной череде камчатских начальников самой колоритной личностью был адмирал Завойко — тот самый, что возглавил оборону Камчатки от англо-французского флота в период Севастопольской кампании. Надо сказать, что этот высокообразованный человек не боялся суровых мер и чуть ли не палками принуждал камчадалов сажать картошку. До него Камчатка жила привозом и добычей с охоты — культуртрегер Завойко приказал завести огороды и выращивать на них овощи. Опыт огородничества удался. Камчатская земля, подогретая изнутри работой вулканов, оказалась чрезвычайно плодородной; в долинах рек не только репа, но даже пшеница росла очень хорошо. Однако рыба всегда оставалась главным продуктом питания, а на севере Камчатки ее коренные жители были сплошь ихтиофагами — они от рождения до смерти поглощали рыбу даже в сыром виде. Европейская часть России кормилась, по сути дела, рыбою волжскою и каспийскою, совсем не ведая вкуса рыбы Дальневосточной, — охотско-камчатская лососина до Москвы и Петербурга не доходила…

Все последние дни Соломина были заняты помыслами о нересте лосося и о пиратстве японцев. Беспощадно разрывая ткань этих переживаний, в Петропавловск затесался какой-то тип, один лишь вид которого вызывал омерзение: вшивый и грязный человек лет сорока, он носил канадскую куртку с капюшоном, ноги были обуты в разбитые ичиги, на все вопросы он отвечал только матюгами. Его схватили на огородах, где он свернул курице голову. Урядник явил бродягу в присутствие — пред ясные очи Соломина.

— Ты кто? — последовал вопрос.

В ответ — мать-перемать, так тебя и разэтак. Соломин круто развернулся и — тресь в зубы! Задержанный сразу обрел дар человеческой речи:

— Чего стучишь по мне? Я тебе дверь, что ли?

Дознались, что это старатель без паспорта и родства не помнящий, добывал золотишко на севере уезда, в их партии было шесть человек, один краше другого, но с моря вдруг подошла шхуна с американцами, пятерых сразу убили, его ранили, все намытое золото янки заграбастали и убрались в море…

— И много намыл? — спросил Соломин.

— Месяц лопатился, словно каторжный, тряс-тряс на лотке, а фарту не было — всего фунтишко и наскреб.

Андрей Петрович велел уряднику отвести бродягу в карцер — пусть доктор Трушин там и лечит его рану, — дать Роднику спирту и кормить невозбранно, дабы отъелся после голодухи.

А придет «Маньчжур», сдадим его под команду, и пусть Кроун отвезет его во Владивосток в — полицию…

Блинов потом сказал Соломину:

— Таких, как этот, много, а сколько — никто не знает, Говорят, в прошлом годе на Чукотку выбрались человек полтораста, а пароход снял осенью только сорок.

— Куда ж остальные делись?

— Сдохли! У них папы с мамочкой нету — никто не поплачет. Вы этот народец и не жалейте. Сейчас лосось прет в реки так, что кирпичную стенку проломит. Об этом и думайте…

— Но где же «Маньчжур»? — переживал Соломин.

Задача канонерки — сохранить рыбью любовь.

Кровь у рыбы холодная, зато любовь у нее горячая! Лосось любит только один раз — перед смертью… В рыбьей любви есть что-то величественное и загадочное. Из нежной капсулы икринки рождается малек, а родиной его бывает река или озеро с чистыми проточными водами. Окрепнув в пресной среде, лососенок скатывается в соленую купель океана, где и проходит вся его жизнь