Людо Экхаут - Молчать нельзя

— Где мои товарищи? — задыхаясь от гнева, закричал он.

— В тюрьме, — пробормотал Бишоф.

— В какой?

В каждом польском городе тюрем было несколько. Под них приспособили бывшие замки, фабрики и мастерские.

— На Краковской улице, — прошептал Бишоф. — Только не убивайте меня…

Краковская улица. Дело осложнялось. Генек надеялся, что его товарищи находятся под охраной в одном из зданий СС. А на Краковской улице была настоящая тюрьма, самая большая в городе. Там, наверное, не менее сотни немецких охранников. Да, будет не так-то просто…

— В каких камерах? — спросил Генек.

— Не знаю… Я приказал отправить их туда и собирался поехать сам, чтобы их… Я должен был поехать к ним для первого допроса… — уточнил он.

Заговорив о тюрьме, он еще острее почувствовал безнадежность своего положения и снова захныкал:

— Не убивайте меня, пожалуйста…

Краковская улица. Генек решил, что туда можно попасть только одним способом.

Это был рискованный способ, но именно поэтому он сулил удачу. Надо было попытаться.

— Не убивайте меня, — молил Бишоф. — Я уже достаточно сильно наказан.

— Ты так считаешь? — спросил Генек насмешливо и взял пистолет.

— По совести говоря, надо бы заставить тебя умереть в таких же муках, в каких умерли сотни замученных тобой людей.

— Не стреляйте, — причитал Бишоф. — Не стреляйте! Умоляю…

Он подполз к Генеку и обхватил его колени.

— И вы называете себя «расой господ», — сказал Генек презрительно и оттолкнул немца, который упал лицом вниз и продолжал плакать, содрогаясь всем телом.

— Повернись лицом, трус.

— Не могу, — произнес всхлипывая оберштурмфюрер. — Я ведь вам ничего не сделал.

— Повернись, — повторил Генек сурово. — Попытайся хоть умереть мужчиной, презренный трус.

— Нет! — завопил Бишоф и пополз в угол шалаша. Он вцепился пальцами в камышовую стену.

— Нет… нет… Не надо. Мне страшно.

Генек разрядил пистолет. В спину, в затылок, в шею немца. Бишоф дергался при каждом выстреле, пронзительно кричал и стих только после седьмой пули.

— Черт возьми, я совсем испортил его форму, — с сожалением произнес Генек. — Да ладно, этот мерзавец был таким карликом, что она не подошла бы ни одному из нас. Надень форму шофера, Словик, а ты возьми мою, Прожняк. Я переоденусь в свой костюм.

— Что ты задумал? — спросил Клатка удивленно. Надеюсь, ты не настолько глуп, чтобы попытаться…

— Да, мы пойдем освобождать наших ребят из тюрьмы, — прервал Генек. — Пилканожна! Сейчас у тебя будет роль потруднее, чем утром. У остальных проще.

Он начал снимать с себя эсэсовскую форму.

— Принеси мои вещи, Прожняк, да и пойдем. По дороге я вам расскажу все подробнее.

Два озябших часовых неподвижно стояли у двойных железных ворот тюрьмы. Генек облегченно вздохнул, когда машина остановилась. Худшего шофера, чем Прожняк, трудно было себе представить.

Пятеро эсэсовцев, в том числе генерал, вышвырнули из машины арестованных.

— Что за балаган? — закричал «генерал» на часовых. — Что делают наши солдаты в этом районе? Спят? Надо же дойти до такого! Генерал со своими солдатами по пути с фронта вынужден заниматься ловлей партизан. Отведите нас к коменданту, проклятые лентяи, да поскорее.

— Слушаем, господин генерал! — хором выкрикнули часовые. — Будет исполнено, господин генерал!

Ворота широко распахнулись, и эсэсовцы вошли в тюрьму, направив пистолеты в спины пятерым пленным.

Они шли по длинному коридору, отделенному от остального здания массивной дверью с железной решеткой. Около нее сидел пожилой солдат вермахта и читал книгу.

— Господин генерал СС к начальнику, — доложил часовой, сопровождавший их.

Дверь со скрипом отворилась, и они очутились в круглом помещении. Слева и справа находились служебные кабинеты, здесь же начинались три коридора, входы в которые были отделены решетками. По каждому коридору ходил вооруженный солдат с автоматом на плече. Десять партизан зябко поежились, услышав, как за ними закрылись двери.

Пилканожна откашлялся, чтобы скрыть волнение.

— К начальнику! — крикнул он. — Да поторапливайтесь!

Начальник в чине капитана вермахта находился в кабинете справа от входной двери. Вместе с ним сидел унтер-офицер, печатавший донесения.

— Что за идиотский порядок в этом идиотском городе?! — орал Пилканожна.

— Этот осел Бишоф прислал сюда пятнадцать партизан, а этих пятерых спокойно оставил на воле. Болвану за это не поздоровится. Где сидят эти пятнадцать бандитов, капитан?

— Их как раз сейчас допрашивают, — пролепетал капитан испуганно. — Но я не виноват, господин генерал, что господин Бишоф арестовал не всех.

— Допрашивают? — переспросил Пилканожна. Это было непредвиденным осложнением. Генек, стоявший рядом в одежде партизана, не мог подсказать мнимому генералу, как поступить дальше.

— Кто допрашивает, черт побери? — бушевал Пилканожна.

— Лейтенант Зибельд, господин генерал.

— Веди нас к нему, — приказал «генерал» в надежде на одобрение Генека. — Где они?

— В комнате допросов, в третьем коридоре, господин генерал.

— Веди же! Что ты медлишь?

— Новых заключенных надо сначала зарегистрировать, господин генерал. Зауэр!

— Слушаю, господин капитан! — отозвался унтер-офицер.

— Отставить регистрацию! — поспешно распорядился Пилканожна, перехватив быстрый взгляд Генека. — Среди тех заключенных — пресловутый Мордерца, капитан! Нельзя допустить, чтобы какой-то идиот вроде лейтенанта Зибельда натворил глупостей. Зарегистрировать можно и потом. А сейчас быстрее веди нас к этим мерзавцам!

— Проводи господина генерала, Зауэр! — сказал капитан.

— Вот как, капитан! Ты поручаешь сопровождать генерала своим подчиненным?! — о гневом воскликнул Пилканожна, следуя новому знаку Генека. — Черт возьми, мне кажется крайне необходимым провести в Люблине хорошую чистку. Вы, бюрократы, присохли к своим столам, а на фронте ежедневно погибают сотни настоящих мужчин. Надо будет написать рапорт рейхсфюреру СС. Неплохо тыловым крысам познакомиться с Россией. Твоя фамилия, капитан…

Генек в душе улыбнулся. Пилканожна вопреки ожиданиям отлично вошел в роль.

Капитан побледнел и поспешно ответил:

— Я не так выразился, господин генерал…

— Меня интересует твоя фамилия, капитан, — продолжал Пилканожна сурово, окончательно освоившись с ролью.

— Шлехтенман, — ответил капитан немного смущенно.

— Шлехтенман! — с издевкой повторил Пилканожна. — Теперь ясно, почему ты такой идиот. С такой фамилией! Я запомню ее, капитан! А теперь за дело!

Капитан взял большой ключ. Генек заметил, как дрожали его руки. Пока все шло как по маслу. Дальше будет труднее. Он прикинул в уме, за сколько времени немцы, находящиеся в разных концах здания, смогут сбежаться, чтобы отрезать им путь к отступлению. Но лучше уж об этом не думать.