Георг Эберс - Невеста Нила

Больная покачала головой, презрительно улыбнувшись, и открыла стеклянный цилиндр, наполненный до половины пилюлями опиума. Она взяла несколько из них на язык и снова обратила взгляд на небо. Вскоре ей представился тот, с кем не могла разлучить любящую женщину даже всесильная смерть. У его ног сидели умершие сыновья; вдруг, точно пловец, вынырнувший из волн реки, показался из облаков Орион и прыгнул на берег острова, где находились его отец и братья. Георгий раскрыл ему объятия и прижал юношу к своей груди; тут сама Нефорис — или это был только ее образ? — подошла к ним; каждый из сыновей радостно встретил ее, и она замерла на груди мужа в какой-то блаженной истоме. Еще так недавно больная чувствовала себя отуманенной, странный гнет парализовал ее движения, а теперь она испытывал только приятную усталость и сонливость. Но когда у нее начали уже слипаться веки, к Нефорис на минуту вернулось сознание ужасной действительности; она собрала последние силы и выпрямилась на постели; взяв кубок с водой, стоявший перед ней на столике, больная высыпала в него остаток пилюль и выпила все до последней капли.

Ее рука не дрогнула ни разу, на лице играла довольная улыбка, и она так жадно смотрела на смертоносный напиток, как будто он был сладким нектаром. В эту минуту вдова мукаукаса вовсе не напоминала собой самоубийцу, который спешит в отчаянии покончить с жизнью; напротив, она не испытывала ни колебаний, ни страха перед смертью и, не сознавая тяжести своей вины, вся отдавалась сладкой истоме, лелея блаженную надежду, что ее ждет существование без конца с дорогими сердцу покойниками. Но едва Нефорис выпила яд, как содрогнулась от испуга; приподнявшись на локте, она позвала из соседней комнаты служанку и с трудом пробормотала:

— Скорей священника, я умираю!

Горничная, вне себя от страха, бросилась вон. В виридариуме она встретила Себека, стоявшего против таблиния с векилом. Узнав, в чем дело, негр позволил исполнить желание умирающей и сам проводил домоправителя за ворота. В это время мимо дома наместника проходил дьякон, только что отпевавший покойника, новую жертву эпидемии. Его тотчас привели к постели Нефорис; перед ней лежали локоны сыновей, в руках умирающей было распятие, но ее глаза, долго смотревшие на лик Искупителя, снова были устремлены теперь кверху в сладкой задумчивости. Священник назвал вдову Георгия по имени, но она не узнала его, приняв за одного из сыновей.

— Орион, мое бедное дитя! — нежно лепетали ее губы. — И ты, Мария, душа моя, мое сокровище! Поди к отцу, мой мальчик, он не сердится более и прощает тебя… Все, кого я любила, опять вместе, и никто не может нас разлучить. Послушай, Георгий!

Священник читал отходную, Нефорис ничего не заметила, продолжая смотреть вверх и лепетать несвязные слова. Наконец, ее губы перестали шевелиться, руки выпустили распятие, по телу пробежала легкая судорога, потом они вытянулись, и нижняя челюсть отвисла. Когда верный домоправитель дотронулся до плеча своей госпожи, ее лицо было неподвижно, сердце перестало биться. Себек громко зарыдал и бросился к векилу с печальной вестью. Арабы нагружали сокровища из таблиния на нескольких верблюдов под надзором Обады. Узнав о неожиданной смерти Нефорис, он испустил проклятие и воскликнул, обращаясь к своему помощнику.

— Я хотел великодушно пощадить полоумную старуху, но она одурачила меня. Теперь наши повелители в Медине поставят мне в вину и ее смерть, если только…

Векил оборвал свою речь и, повернувшись опять к верблюдам и богатой добыче, подумал: «Если уж затеяна игра, то не стоит смущаться мелочами. Нам необходимо снести еще несколько удалых голов, а прежде всего покончить с красавчиком-египтянином. Если заговорщики в Медине сделают свое дело, тогда вместе с Омаром будет ниспровергнут и Амру. Обада восторжествует над своими врагами!»

Катерина спала недолго и по привычке встала рано, тогда как Элиодора долго нежилась в постели. В такую жаркую погоду утренние часы были самыми приятными. В прежнее время дочь Сусанны с удовольствием наслаждалась ими, но сегодня у нее было невесело на душе. Ее не порадовал даже только что распустившийся индийский цветок, которым гордился старший садовник. Пусть бы он завял и вместе с ним провалился куда-нибудь весь мир!

В соседнем саду было еще тихо; но вдруг на улице показался Филипп, очевидно, направлявшийся в дом Руфинуса. Завидев его долговязую фигуру, Катерина побежала к воротам. Она хотела попросить молодого человека, чтобы он не рассказывал о их вчерашней встрече у гадальщицы Медеи. Однако девушка не успела высказать свою просьбу, как врач сам заговорил с ней и сообщил, что сегодня ночью вдова Георгия скончалась от испуга.

Еще так недавно Катерина любила Нефорис, как вторую мать. Дом наместника служил для нее образцом всего прекрасного и почтенного. «Мотыльку» было лестно встречать там родственный прием, и потому слезы девушки при известии о неожиданной смерти вдовы не удивляли врача. Они облегчили немного сердце Катерины. Теперь она по крайней мере имела повод к печали и была рада сбросить с себя маску притворной, вызывающей веселости, чтобы дать волю угнетающей ее мрачной тоске.

Ее горе тронуло Филиппа. Он обещал девушке хранить в тайне вчерашнее происшествие и не упрекал ее больше, а только напомнил о необходимости переменить одежду, которая была на ней и на Элиодоре в тот злополучный вечер. По его словам, зараза очень легко передавалась через платье и все вещи, приходившие в соприкосновение с больными. Дочь Сусанны со страхом слушала врача и затем заверила, что все зараженные вещи уже сожжены в печке купальной комнаты.

Молодой человек пошел своей дорогой, а Катерина, несмотря на возраставшую жару, продолжала тревожно ходить по аллеям сада. Ее сердце билось учащенными, болезненными ударами, невидимая тяжесть давила его, мешая свободно дышать. Рой мучительных мыслей против воли тревожил душу девушки, и она не могла отогнать их прочь.

Нефорис умерла, дом наместника занят арабами, имущество Ориона разграблено, и ему грозит жестокая кара!

А это мирное жилище по ту сторону зеленой изгороди! Что будет с его бедным хозяином, с Иоанной и Пуль? Над ним также собралась гроза; дочь Сусанны хорошо видела, что там творится что-то недоброе. Одно несчастье следовало за другим: эпидемия в Мемфисе принимала ужасающие размеры.

И все это было вызвано Катериной, слабой девушкой, некогда беспечным «мотыльком». Она отворила шлюзы, из которых разливалось теперь страшное бедствие на окружающих. При этой мысли у нее проступил холодный пот, но если бы Катерина могла исправить сделанное зло, она не согласилась бы на это. Ее цель еще не достигнута; ей хотелось насладиться полным унижением Ориона, а ради этого можно многое вытерпеть и, пожалуй, даже расстаться со лживым, опостылевшим светом, в котором так мало привлекательного.