Вячеслав Шишков - Емельян Пугачев. Книга 1

Болезнь Пугачева затягивалась. Он с завистью смотрел на своих выздоровевших товарищей, покидающих стены лазарета. Ой, да и наскучило же ему валяться среди больных!

Походный атаман Греков, видя, что Пугачев нуждается в длительном отдыхе, отпустил его вместе с другими хворавшими казаками на поправку домой.

Здоровье Пугачева восстанавливалось плохо. Старики-станичники присоветовали ему хлопотать об отставке. В конце февраля 1771 года он на собственной лодке поплыл в главный их город Черкасск, где имел резиденцию атаман Войска Донского Ефремов. Там нашел приют у казачки Скоробогатой. В войсковой канцелярии сказал дьяку:

— Я прибыл сюда в отставку хлопотать: у меня болят грудь и ноги.

— Ложись в лазарет, — ответил дьяк. — И ежели твоя болезнь будет неизлечима, получишь отставку, а ежели оздоровеешь, опять на войну пошлем.

Пугачеву это не понравилось: идти на войну, покинув на произвол судьбы большую семью, у него не было никакой охоты. Он не знал, что ему делать. А в это время в действующую армию вновь затребовали отпущенных на отдых казаков, в том числе и Пугачева. Атаман Войска Донского Ефремов велел отдохнувшим казакам двинуться в поход, при этом намекнул им, что от похода можно откупиться. Пугачев со своей командой направился чрез Донец в действующую армию, но в дороге убедился, что по болезни он дальше ехать не в силах. Он нанял за себя казака Бирюкова, отдав ему двух заседланных коней, саблю, синюю бурку и двенадцать рублей. Бирюков уехал на войну.

Пугачев остался на поправку дома.

Когда здоровье его несколько поокрепло, он поехал в Таганрог к своей родной сестре казачке Павловой. Муж Федосьи Ивановны, казак Павлов, жаловался Пугачеву, что вот их, вместе со многими казаками, переселили с начала турецкой войны из Зимовейской и других станиц на вечное жительство в Таганрог. А жить здесь трудно, здесь все по-новому: замест атаманов заведены полковники, замест старшин — ротмистры, а донские привилегии и древние обычаи повелено матушкой-государыней забыть.

— Нас хотят обучать по-гусарски и всяким регулярным военным приемам.

— Врешь, Павлов, не может тому статься, — удивился Пугачев. — Как отцы и деды Войска Донского служили, так и вы должны служить.

— Не веришь — присмотрись. И как только почали ломать нашу казачью жизнь, многие из нас надумали отсель бежать. Да и бегут уж… Я тоже собираюсь…

— Куда намерен?

— Ежели с женой, то на Русь, а ежели один — в Запорожскую Сечь.

— В Сечь не попадешь, а на Руси поймают тебя, — подумав, сказал Пугачев. — И коли бежать, то бежать надо на Терек, там слух был, нашего семейного народу много, прожить там способно, и укрыться есть где — лесу довольно. А сверх того — атаману Терского семейного войска и указ дан, чтобы таких утеклецов у себя приючал. — Развеселившись, Пугачев ударил ладонью ладонь. — Бежим! И я с вами…

Сборы были недолги. Федосья отпросилась у начальства съездить в Зимовейскую станицу повидаться с матерью, и вместе с братом Емельяном выехала туда, а Павлов с тремя товарищами должны были приехать недели через две, чтоб избежать подозрения ротмистра.

Когда все сгрудились, Пугачев троих беглецов и сестру оставил в степи, а сам с зятем Павловым прокрался ночью задворками домой.

— Вот что, матушка, — сказал он. — Зять-то мой с сестрой Федосьей мыслют за Терек бежать. Да и меня с собой присуглашают. Там воли больше.

Мать с женой и проснувшийся старший сын Трошка заплакали, стали отговаривать:

— Мы в такой нужде, а ты хочешь бросать нас. То по войнам шатаешься, то на Терек… Побойся бога!

Прошла неделя в тайных переговорах Пугачева с беглецами (он раздумал бежать с ними, а те настаивали). Наконец, видя неотступную просьбу зятя, Пугачев притворился, что согласен.

Посадив беглецов ночью в лодку, он спустился с ними по Дону на семь верст, высадил их на ногайский берег, а сам на лодке — прочь и крикнул:

— Дорогу на Маныч знаете? Идите той дорогой, в самый Терек упретесь.

— Стой, куда ты?! — всполошились обманутые беглецы. Зять выхватил саблю, кинулся за Пугачевым в воду. — Стой, лиходей!..

Но Пугачев только шапчонкой помахал и скрылся в сырой туманной мгле.

Под ним холодная вода чернела, вслед ему сквозь туман летела отчаянная ругань покинутых.

Не найдя дороги к Тереку, беглецы спустя полтора месяца вернулись в Зимовейскую, их арестовали. На допросе в станичной канцелярии они показали, что Пугачев переправил их через Дон и хотел бежать с ними. А Пугачев знал, что за пособничество беглецам он может угодить на каторгу.

Спасая себя, он взял хлеба и скитался по степи недели две. А как вышел хлеб, ночью вернулся домой. Жена, заплакав, сказала ему:

— Мать и зять увезены в Черкасск. И тебя ищут…

Пугачева вскоре тоже арестовали, увезли в Черкасск, но он из-под караула сбежал, трое суток просидел в камышах, по зимнему времени продрог, отощал, крадучись пробрался в Зимовейскую и там скрывался у себя на чердаке до рождества.

Живому духу Пугачева невтерпеж было томиться взаперти. За двое суток до рождественских праздников он объявил семье, что едет на Терек, а когда обоснуется там, то и их к себе возьмет. Ночью вскочил в седло и поминай, как звали.

Плутая по степным местам и стараясь скрадом объезжать заставы и пикеты, он благополучно прибыл в станицу Дубовскую. Здесь он обратился к войсковому атаману с просьбой приписать его в Терское семейное войско.

Пугачев, конечно, утаил, что он беглый, и атаман Татаринцев охотно записал его в Дубовскую станицу.

Тут он прожил самое малое время, выправил себе билет на три недели и махнул в станицу Войска Донского — Ищорскую.

Умный и находчивый, он стал проявлять свои богатые способности.

Как-то в праздник, на большом сборище казаков трех станиц, он обратился к донским казакам:

— Что ж вы, други, смирнехонько сидите да небо коптите зря? Чего ж ради терские казаки получают жалованье и провиант не в пример больше вас?

Вот избирайте меня своим атаманом, посылайте в Питенбурх, я в государственной Военной коллегии обхлопочу вам всякие льготы. У меня в столице крепкая заручка есть. А нет, — так я и до самой государыни дойду, до самого графа Орлова…

Все три станичных атамана и старики развесили уши. Ухватки, взор и голос Пугачева им были по сердцу: «Ну и лихой казак!» Они единогласно дали заручную подписку с желанием иметь Емельяна Пугачева своим главным атаманом и снабдили его на путевые расходы в Питер двадцатью рублями.

Для каких-то своих умыслов Пугачев заказал двум казакам свинцовую печать атамана Войска Донского, а сам поехал в город Моздок, купил себе синий китайский бешмет, желтые сапоги, лисий малахай, саблю, белый шелковый кушак и провианту, заплатив за все это семь рублей сорок две копейки.