Вячеслав Шишков - Странники

— Тяни, тяни смелей! — со всех сторон кричат Амельке.

Он делает шаг вперед, нагибает шею и резким движением головы вонзает в чужой нахальный зад крепко зажатую в зубах иглу. Чья-то туша с воплем падает со скамейки на пол. Взрыв грохочущего каменного хохота бьет в позеленевшие стекла окон. Амелька стаскивает со своих глаз повязку. Кругом, сквозь смех, бешено радостные крики:

— Хо-хо! Вот здорово!

— Ай да лох!

— Вот те — фрей!..

— Молодчага!..

Перед Амелькой вырос толстобрюхий курносый плешастик. Его почему-то звали Дунька-Петр. Придерживая левой ладонью ужаленный свой голый зад, он занес правый кулак над головой Амельки:

— Держись!!

И вдруг сам отлетел к стене от сильной хватки Ваньки Графа.

— Стой, стой, молодец, — отечески грозил ему слонообразный Ванька, — чисто, по-жигански сделано… За это бить нельзя.

Но поднявшийся Дунька-Петр нарочно не натягивал упавших штанов, колотил себя в мягкую, как тесто, грудь, обиженно орал:

— Он мне, зануда, дьявол, целую иголку в говядину всадил!.. Нешто это игра?.. Вот она, иголка-то, вот…

Снова дружный хохот. Смеялись и Ванька Граф с Амелькой.

— За это хвалят, а не хают, — внушал Ванька плешивому, с помутневшими злобными глазами, брюханчику. — А этого парнюгу ты не трог… Он добрецкий малый, свой. — И Граф милостиво потрепал Амельку по спине.

Амельке всегда неприятен был в человеке зверь. Но тут он почуял человека в звере и с радостью пожал Ваньке Графу руку.

— Дай пять! Будем напредки приятелями… Идет?

— Идет.

Амелька удовлетворенно прилег на сломанную койку. Он все еще чувствовал себя разбитым: хотелось лежать и мрачно думать. Ему мерещилась жизнь под баржей; вспомнились Филька, Пашка Верблюд, Катька Бомба, Дизинтёр. Но вот встал перед ним потешный образ Инженера Вошкина, и Амелька улыбнулся.

— Павлик, а не хочешь ли клеить кубики?

— А на что мне твои кубики, ежели я радио могу, — важно ответил Инженер Вошкин и, заложив руки назад, глядел в лицо строгой тети.

— Радио у нас есть и громкоговоритель есть…

— Наплевать! Я свой устрою, в своем углу, на печке. Я — изобретатель.

Воспитательница прищурила на мальчика серые глаза, и кудерышки на ее лбу встряхнулись:

— Ну, изобретай.

— Когда захочу, тогда и стану.

Имя воспитательницы — Мария Николаевна — ребята сократили в «Марколавну». Пожилая, с крупными чертами лица, внешне строгая, настойчивая, но в душе ласковая, справедливая, Марколавна была опытным педагогом и умела держать ребят в руках: со всеми вопросами, печалями и радостями дети, в обход других руководителей, спешили к Марколавне.

Она идет в классную комнату, где собрался десяток неграмотных малышей. Рисуют картинки, расцвечивают их красным и синим карандашами.

— А, Марколавна пришла!

— Здравствуй, Марколавна!

— Колавна!

— Авна!

— Вна!

На первой парте сидит с молоденькой учительницей Клоп-Циклоп. Он здесь недавно. Он теперь гладко острижен, чисто вымыт, опрятно одет и по больному глазу — черная повязка. Он шустр, подвижен, но чрезвычайно бестолков или только прикидывается дурачком. Вот он сложил четыре кубика с печатными на них буквами.

— Что у тебя вышло? — спрашивает учительница, комсомолка Одинцова.

— Ш-у-р-а.

— Ну, а теперь не тяни, читай быстро. Что вышло?

— Саша!

Учительница возится с ним долго, нервничает и никак не может втолковать ему, что Ш-у-р-а — Шура, а не Саша.

— Читай.

— Ш-у-у-р-а-а.

— Быстро читай.

— Саша!

Мария Николаевна подсаживается к другому малышу, Жоржику. Он хорошенький, черноволосый шестилетний мальчик.

— Ну, давай заниматься арифметикой, — говорит она.

Жоржик ласков, льстив, хитер. Он обнимает Марколавну, утыкается лбом ей в руку пониже плеча и говорит:

— Марколавна, очень кушать хочу.

— Жди обеда. Ну, давай считать. Сколько на руке пальцев? Знаешь?

— На которой?

— Все равно. Ну, на правой.

— На чьей?

— Ну, на твоей… Жоржик считает, говорит:

— Ого! Пять. А ну-ка у тебя… — Считает и снова говорит: — Тоже пять.

— У каждого человека пять.

Жоржик недоверчиво смотрит в спокойные глаза воспитательницы, потом быстро бежит вон из класса.

— Куда ты?..

— Я сейчас…

На задней парте крик:

— Марколавна! Он на парту плюнул!

— Кто? — И воспитательница идет туда. — Кто это плюнул?

— Петя…

— Врешь! Чего врешь?! — огрызается желтоволосый веснушчатый Петя, и на его огорченной мордочке испуг.

— Ты зачем же плюнул на парту, Петя? — берет его за руку Марколавна и подымает с места.

— Честное слово, не плевал, честное слово…

— Врет, врет, — плевал! Вот и слюни на парте,

— Честное слово, не плевал, честное слово! Я ему на голову Плюнул, Коле Сапожникову, а он слюни смахнул. Я на парту не плевал…

— Он мне на голову плюнул, — набычившись, бубнит толстощекий Коля.

В это время вбегает Жоржик и кричит:

— Марколавна, Марколавна-а!.. Ах, Марколавна, какая ты обманщица…

— В чем дело?

— Сказала, что у каждого человека по пяти пальцев…

— Ну да.

— Врешь! У кухарки четыре… Пойдем, пойдем!.. Я никогда не буду тебе верить… Я считал. Пойдем в кухню…

Он тянул ее за собой, топал, глядел в глаза Mapколавны плутовато и задирчиво, ждал, что она скажет. Лицо Марколавны на мгновенье вытянулось, брови взлетели вверх; она часто замигала и, борясь со смехом, сказала малышу:

— Какой же ты чудак, Жоржик. Ведь у кухарки один палец отрублен. Разве ты не знал? Садись. Ну, теперь скажи, сколько у тебя пальцев на ногах?

— А вот сейчас разуюсь.

В коридорах — возня. Ребята гурьбой носились взад-вперед. Через закрытые двери слышались их песни, крик, визг. Заниматься было трудно, Марколавна вскочила, вышла. Все скоро смолкло.

Молоденькая учительница, комсомолка Одинцова, говорила Клоп-Циклопу:

— Были три мальчика. К ним подошел еще один. Сколько стало мальчиков?

— А кто подошел-то? Федька, что ли?

— Ну, допустим, Федька.

— А чей Федька-то? Маврин, что ли?

— Ну, допустим, Маврин… Это все равно. Клоп-Циклоп думает и отвечает:

— Тогда станет четыре мальчика.

Детский дом просторный, светлый, теплый. Школьные занятия идут в трех комнатах.

Инженер Вошкин занимается вместе со старшими. Среди них он самый маленький, но пишет и читает лучше всех. Однако обычное ученье он скоро бросил и сказал учителю:

— Товарищ учитель, ты учи меня, как изобретать паровоз. Я раньше инженер был, и фуражка у меня была казенная, и бородка была. Ты дурака не валяй, ты меня от пользы учи. А то сбегу.

Учитель, студент-технолог, Емельян Кузьмич добыл раскрашенный чертеж паровоза. Мальчик весь ушел в дело: познакомился с рейсфедером, циркулем, китайской тушью, акварельными красками; отбился от еды, от занятий, даже отказывался от обычных прогулок: