Сергей Сергеев-Ценский - Севастопольская страда. Том 2

И Сакен вспоминал, что когда-то этак лет сорок пять назад, сказал или сделал граф Остерман, у которого он был тогда адъютантом, или как при его, Сакена, непосредственном участии истреблен был арьергард французов под Вязьмою, или кое-что о Милорадовиче, у которого он тоже был адъютантом, числясь в лейб-гвардии Литовском полку, или о Ермолове, или о князе Баратове, или о князе Андронникове…

Но иногда в рассказы эти, давно уже набившие оскомину Гротгусу, вплеталось действительно кое-что новое.

Подъезжая к Симферополю, Сакен начал развивать перед своим адъютантом внезапно осенивший его план обратиться в святейший синод с покорнейшей просьбой оповестить иеромонахов в монастырях, что православное воинство, защищающее Севастополь от мусульман и их друзей, нуждается в духовной помощи и просвещении, почему чем больше иеромонахов явится в осажденный город, тем крепче будет дух его защитников.

— Приходские священники необходимы своим приходам, — объяснял он Гротгусу, — между тем как иеромонахов бывает по несколько, знаете ли, человек в каждом даже не особенно видном монастыре, а в лаврах их десятки, да, буквально десятки!.. А что нужно нашему русскому солдату? Причастить его перед смертью — вот что для него главное… Смерть без причастия, это у него, знаете ли, называется напрасная смерть, — вот как это называется. И когда он отправляется в бой, он любит, чтобы отслужили молебен. И это будет первый мой шаг, когда я приму начальство над гарнизоном: я обращусь тогда в святейший синод!

Дорога между Симферополем и Севастополем все-таки очень круто вернула мысли Остен-Сакена от небесного к земному. По этой дороге, точнее, по полному бездорожью, в несколько рядов туда и обратно двигались с огромнейшим трудом, выкатывая глаза и раздувая ноздри, лошади, мокрые волы и верблюды, которых звонко колотили кнутовищами по ребрам. Увязающие по ступицы подводы тащили фураж, орудия, порох, снаряды, раненых, обывателей, и люди около них и на них орали, ругались, стонали, не обращая никакого внимания на нового начальника севастопольского гарнизона, командира 4-го корпуса…

На почтовых станциях нельзя было согреться: они не отапливались, их нечем было отапливать… На иных не было даже и станционных смотрителей…

На дворах их валялись, раскорячив ноги, издохшие от бескормицы лошади, которых некому было вывезти подальше… В ямщицкой на одной станции, куда в поисках людей задумал заглянуть сам Сакен, он увидел трупы трех, уже босоногих ямщиков, торчавшие под лавками, а на лавках умирали двое, пока еще проявлявшие некоторые признаки жизни.

— Что это тут такое, а? — испуганно обратился Сакен к своему адъютанту. — Что это, я вас спрашиваю, а?.. Чума? Какая была в Карсе?..

Гротгус сам пятился назад в ужасе, но бормотал при этом успокоительно:

— Не пятнистая ли это горячка, ваше высокопревосходительство? О чуме ведь, если бы появилась, было бы слышно…

— Ну да, ну да, и князь Меншиков должен бы был распорядиться насчет карантина, — несколько приходил в себя Сакен. — Да, скорее всего это — тифус.

На этой станции совсем не пришлось выпрягать измученных коней, только дали им отдохнуть и сунули им по куску солдатского хлеба с крупной солью.

Чем ближе подвигались к Севастополю, тем больше расстраивалось воображение барона. Под Бахчисараем он внимательно всматривался в вечереющее небо и вдруг вскрикнул:

— Но ведь это же монгольфьеры! [6]

Смотрите скорее сюда!

Гротгус поднял голову кверху.

— Коршуны, кажется, — сказал он.

— Монгольфьеры, я вам говорю! — упорствовал Сакен.

— По-видимому, это орлы, — догадывался Гротгус. — Они, несомненно, велики для коршунов.

— Орлы?.. Вы полагаете, что… Я и сам замечаю какие-то зубцы у них по сторонам… Крылья, а? Но, может быть, это монгольфьеры новейшего какого-нибудь образца, а?..

— Нет, это просто орлы, — решительно отверг догадку своего начальника адъютант.

— Однако, когда я участвовал в Венгерской кампании, — не успокаивался, хотя и опустил уже голову Сакен, — я это слышал и даже читал в подробностях, как австрийцы атаковали Венецию монгольфьерами… Я вам рассказывал это?

— В первый раз слышу, чтобы монгольфьеры годились для атаки! — удивился вполне искренне Гротгус.

— Вот видите, сколько я могу еще рассказать вам нового для вас! — слегка даже торжествовал Сакен. — Да, была такая атака, была… это совсем недавно, стало быть, в сорок девятом году… Их, знаете ли, клеили из бумаги и доставляли в армию на подводах в сложенном виде… Ну, так десять или даже двадцать штук клали на подводу, — не помню уж, — ведь они легкие.

На месте уж там их надували; как это делается, знаете? Их надувают над такими жаровнями… Я когда-то интересовался этим, но не очень помню это теперь… И вот сто штук примерно, — я не настаиваю на этом именно числе, или больше, или меньше, как пишут в купчих крепостях на землю, — сто или больше штук было доставлено… И, знаете ли, на каждый в гондолу садился человек, поднимался, знаете ли, на высоту над Венецией и… бросает вниз, снаряд, представьте! Были снаряды разрывные и были зажигательные, насколько я помню. Конечно, что могло загореться в таком городе, как Венеция? Суда в гавани могли загореться прежде всего, — и они сейчас же вышли из гавани в открытое море… Даже на площадь святого Марка попадали разрывные снаряды, насколько я помню!

— Можно себе представить, что тогда делалось в Венеции! — сказал Гротгус.

— Вот! Вот именно, — что делалось! Они вьются над головой, как вот эти орлы, и от них вниз летят бомбы! И, знаете ли, я боюсь, что это может случиться и здесь, в Севастополе! Ну, что им стоит, скажите, доставить сюда морем монгольфьеры, а?.. Клеить же их они могут и в Варне, например, — бумаги же у них много, — и вот…

Сакен закрыл глаза, вздохнул и покачал головой.

— Да, это было бы скверно, — согласился Гротгус. — Но, помните, писали в газетах о каких-то удушливых газах английского изобретения?

Кажется, еще в сорок втором году изобретены они были…

— Да, да! И бомб с этими газами привезли союзникам в Крым целый транспорт!

— Однако мне писали, что бомбы эти теперь уже союзники не употребляют в дело. Они, эти бомбы, правда, оказались очень зловонные, но, говорят, что зловоние все-таки людей не убивает…

— О-о! — поднял кверху палец Сакен. — Русскому солдату — что ему там какое-то это зло-воние! Гм… гм… Нашли чем удушить русского солдата! Но монгольфьеры — это, знаете ли, мой дорогой Гротгус, совсем другое дело…

От Дуванкоя уже вполне отчетливо было слышно пушечную пальбу из больших орудий, хотя и редкую. Когда же часа через три дотащился тарантас Сакена до Северной стороны, откуда развернулся величественный вид на Севастополь и бухту, перестрелка сделалась очень оживленной, и Сакен обратил внимание на белые клубы дыма от выстрелов в открытом море.