Октавиан Стампас - Проклятие

— Хватит, — сказал де Молэ и обратился к парню, — что ты сам нам скажешь?

Парень угрюмо молчал, не было даже понятно, дошел до него вопрос или нет.

— Он не мастер говорить, — вступил командор.

— Ну, ладно, — Великий Магистр первый раз за все сегодняшнее утро позволил себе откинуться в кресле, и так все ясно. Иди Лако.

Наступившее после этого тягостное молчание нарушил Жоффруа де Шарне.

— Так как мы поступим с почитателем старых тамплиерских традиций, мессир?

— По уставу мы должны изгнать его из ордена — сказал генеральный прокурор.

Де Молэ встал, разминая затекшие члены и подошел к высокому окну. Вымощенный камнем двор замка был залит солнечным светом, при этом накрапывал легкий дождик, — в природе тоже иногда случаются противоестественные комбинации.

— Мы нарушим Устав, — сказал Великий Магистр, — не думаю, что мы имеем право выпустить такого человека в мир внешний. С тем адом, что горит у него в душе, он опасен для мира, пусть подвалы нашего Ордена станут для него тюрьмой. А может быть, и могилой.

Филипп Красивый опустил забрало и сделался ужасен. Не лучше выглядели и его спутники. И брат Карл, и сын Людовик, и Гийом де Ногаре. И те два десятка рыцарей, что составляли королевскую свиту. Все они нацепили на себя допотопные варварские доспехи, отчего стали похожи на шайку разбойников, которых в те времена хватало на дорогах Франции. Впрочем, Его величество добивался именно этого эффекта. Он любил развлекаться подобным образом. Сейчас его целью была корчма на дороге в пяти милях от Понтуаза. После известных прошлогодних событий, Филипп решил обосноваться в этом городке, подальше от непредсказуемых и ненавидимых им парижан. Лувр он никогда не любил, а теперь еще и не доверял ему.

Поднялась вверх королевская рука, шайка костюмированных разбойников стала шагом спускаться по некрутому склону, поросшему молодыми дубами, к длинному деревянному строению, дымящему сразу двумя трубами. Это была корчма «Пьяный толстяк».

Филипп предполагал развлечь себя ролью лесного налетчика. Забавно, что это у его брата Карла была в королевстве устойчивая репутация человека беспутного и загульного, в то время, как именно старший брат был автором идей всех необычных и кровопролитных приключений. И даже их деятельным участником. Не хотела приставать к нему легкомысленная слава и все.

С тяжелым лошадиным храпом, усиленно гремя ржавым железом и грязно сквернословя, «разбойники» влетели во двор, огороженный жердевым забором. Шуму было много. Кудахтали куры, визжали свиньи, с предсмертными воплями причитали женщины. Хозяин корчмы, голый по пояс гигант в кожаном фартуке, выбежал на крыльцо с тесаком, собираясь защищать свое добро и тут же получил пятифунтовую арбалетную стрелу в волосатую грудь. После того, как сопротивление было подавлено, налетчики со смаком разгромили корчму. Разворотили все, что поддавалось с первого налета. Само здание пострадало мало, из таких толстых бревен оно было сложено. При желании, забаррикадировавшись внутри, можно было выдержать нешуточную осаду.

После веселой работы высокородным негодяям хотелось есть и пить. Изловили на заднем дворе двух каких-то теток, имевших отношение к местной кухне, и велели подавать на стол.

И вот, когда внутри уже полыхал очаг и в нем что-то аппетитно запекалось, когда король и его рыцари весело потягивали темное бордосское вино из глиняных черепков, прибежал с улицы один из королевских пажей и сообщил, что они окружены.

— Окружены? — весело удивился Его величество и решительно вышел на крыльцо. И тут же рядом с его головой с грохотом разбился о дубовый косяк небольшой камень. Он был явно брошен не рукой, а пущен из пращи. Филипп счел уместным ретироваться. Оказывается, кто-то из сыновей хозяина корчмы сбегал в деревню и сообщил о нападении. До полусотни мужиков с топорами, косами и, как выяснилось, пращами прибежали, чтобы дать отпор ночным гулякам. Не было сомнений, что живыми они никого не выпустят. Французский крестьянин в этом смысле мало чем отличался от любого другого — он люто ненавидел всякого грабителя. И сановного, и с большой дороги. Но если против первого бунтовать решался лишь изредка, то второго, дорвавшись, рвал на куски.

— Их много, — сообщил Карл, поглядывая в окно и ковыряясь щепкой в зубах, — десятков пять-шесть. Минимум четверо на одного. Конечно, мы их разгоним. Наверное…

— Ваше величество, — у Ногаре слегка перехватывало горло от волнения, — может быть имеет смысл вам открыться?

— Вы что, думаете я боюсь? — брезгливо поднял правую бровь Филипп.

— Ну что вы, Ваше величество, я знаю, и все знают, что вы ничего не боитесь. Но глупо, извините, сложить «вою голову в схватке с собственными мужиками. Другое дело, благородная война, рыцарский поединок.

— Они, кажется, не собираются откладывать расправу надолго, — стараясь говорить равнодушным тоном, сообщил Карл, — кольцо их стягивается.

Словно в подтверждение его слов на стену обрушился град камней.

— У меня такое впечатление, что мы не во Франции, а на Балеарских островах, — усмехнувшись сказал Филипп, — зарядите все арбалеты!

— Может быть вы, Ваше высочество? — обратился де Ногаре к Карлу.

— Что я? — Карл, разумеется, понимая прекрасно, что имеет в виду Ногаре, счел нужным изобразить высокомерное непонимание. Подражая брату.

— Вы откроетесь этим… мужикам этим. Его величеству, я понимаю, нельзя этого делать. Это было бы слишком. А на вас это похоже…

— Что похоже? — разозлился Карл, — грабить корчмы собственных подданных?

Филипп, с интересом прислушивавшийся к этому разговору, громко захохотал.

— Не обижайся, брат, но инквизитор наш прав.

Негоже мне сознаваться в подобной дикости. И стыдно немного, да и, главное, не поверит никто. Это о тебе ходит слава беспутного безобразника.

— Они уже перелезают через ограду, — взволновано сообщил Людовик.

— Вот так всегда, ты что-то затеваешь, ты что-то придумываешь, и если выходит худо, расплачиваюсь я, — в сердцах крикнул Карл.

Король захохотал еще громче.

— Ногаре, скажите этим скотам, что сейчас с ними будет говорить сам граф Валуа.

Сердито косясь в сторону веселящегося красавца, граф снял изодранный маскарадный плащ и пригладил волосы.

— Они бегут обратно! — крикнул в это время Людовик. В голосе его звенела неподдельная радость. В свои восемнадцать лет юноша не был, как ни странно, любителем рискованных приключений.

— Что там случилось? — почти недовольно спросил король.

Ногаре припал ко второму окну и вскоре сообщил:

— Все понятно, Ваше величество! Прибывает сам управитель королевства! — в его голосе было смешано облегчение и ехидство. Все-таки он недолюбливал Мариньи, завидуя его фантастической карьере: из простолюдинов — в высшие чиновники государства.