Октавиан Стампас - Семь свитков из Рас Альхага, или Энциклопедия заговоров

Я снова вспенил веслами темную воду и успел обогнуть чужой корабль в те самые мгновения, когда он другим своим боком уже сошелся с врагом. Раздался глухой удар, корабль вздрогнул, заскрипев своими деревянными ребрами, и как бы замер на месте.

Моя лодка, разогнавшись, храбро ткнула его в бок, но этот «рыцарский наскок», как я того и желал, остался незамеченным.

Размахнувшись топором, я вонзил его глубоко в плоть корабля над своей головой, крепко обвязал топор веревкой, после чего использовал его также в качестве лестницы, состоявшей из одной единственной ступени. Благодарю Бога за то, что Он, создавая мое тело, поберег тесто.

Забравшись наверх, я увидел, что праздник огня и крови уже в разгаре. Мечи ярко сверкали и оглашали мир своей древней песнью.

Я не ошибся в догадке: на этом корабле среди пестрого сельджукского сброда сражались румские тамплиеры. Их белые плащи, озаренные пламенем, светились как крылья ангелов. Наткнувшись на труп и подобрав кривую саблю, я ринулся в битву. Разумеется, моя память крепко удерживала все произнесенные ранее клятвы.

Мне приходилось отбивать удары со всех сторон, ибо теперь никто не мог догадаться, откуда я взялся и чью сторону держу. Впрочем, эту свою независимость я был вынужден нарушить. Пробившись к двум грозным рыцарям, которые сошлись в равном и смертельном поединке, я невольно повернулся лицом к иоанниту, став плечом к плечу с тамплиером и даже — в надежде, что он уже узнал меня, — выступив на шаг вперед. Иоаннит же естественным движением меча решил убрать прочь внезапную помеху. Я подставил мечу изгиб сельджукской сабли, меч весьма учтиво скользнул по ней в сторону, и в тот же миг я с размаху ударил рыцаря ногой прямо в срамное место. Он издал настоящий бычий стон и согнулся передо мной в самом любезном поклоне.

— Вы узнали меня, брат? — спросил я тамплиера, казавшегося древним седобородым богом войны, сошедшим на землю.

— Узнал, мессир, — глухо ответил тот. — Годы прошли.

— Где комтур? — с душевным трепетом вопросил я.

— Там! — указал тамплиер. — Смотрите, мессир.

Я посмотрел и ужаснулся: корабль, на который указывал старый рыцарь, был весь, от носа до кормы, охвачен пламенем.

— Благодарю вас, брат, — сказал я, но вместо прощания у меня вырвались горькие слова, — Зачем вы ввязались в эту грязную затею?! Вы здесь погибнете все!

— Я знаю, мессир, — хладнокровно ответил рыцарь. — За этим мы сюда и пришли.

— Помоги вам Бог, — только и оставалось сказать мне.

— Помоги Господь и вам, мессир, — отвечал один из последних настоящих тамплиеров, не поднимая меча и все еще честно дожидаясь, пока его благородный противник не оправится от гнусного и позорного удара. — Помолитесь за всех нас.

— Я помолюсь, — искренне пообещал я и ринулся обратно.

Прихватив с собой кривую саблю, я соскочил обратно в лодку и, напрягши все силы, вырвал топор из тела корабля.

— Вы нашли своего брата, мессер? — донесся из-под щита робкий голосок Фьямметты.

— Нет, — отвечал я, — но теперь знаю, где он.

— Я могу посмотреть? — с облегчением спросила Фьямметта.

Несколько мгновений я колебался, но потом, скрипя сердце, позволил своей черепашке высунуть головку из панциря.

— Милосердный Боже! — в неописуемом ужасе воскликнула она, увидев посреди моря жаркий костер. — Там же все горит!

— Я надеюсь именно на милосердие Господне, — твердо сказал я и вновь повелел ей спрятаться под щитом.

Весла стали горячими — такую я задал им работу, да и ладони мои уже пылали, точно обожженные греческим огнем.

Я немного не успел достичь цели, когда черная лапа морского чудовища вдруг ухватилась за край лодки. Одним махом сабли я отсек эту лапу и услышал крик, захлебнувшийся спустя пару мгновений. И вдруг со всех сторон потянулись ко мне бородатые чудовища, сверкавшие глазами и скалившие пасти. Выглянув из-под щита, Фьямметта завизжала от ужаса.

Теми чудовищами были обожженные сельджуки, которые попрыгали с пылавшего корабля в воду. Я бросил весла и теперь размахивал саблей, с хрустом разрубая головы, ибо больше мне ничего не оставалось делать. Наконец их всех поглотила пучина, но, опасаясь мести изувеченных утопленников, я еще долго приглядывался к темной глади, поблескивавшей призрачными багровыми огоньками, отражениями губительных огней.

Когда я поднял голову, зарево, охватившее половину неба, поднималось над злосчастным кораблем.

Уцепившись топором за его бок, я на этот раз решил-таки поднять из укрытия Фьямметту.

— Сударыня! — грозно произнес я. — Вот вам моя сабля. Если кто-нибудь, кроме меня и брата, полезет в лодку, лишайте его жизни без жалости. Иначе придется отдать свою собственную жизнь.

Я вложил рукоятку сабли в дрожавшие пальцы моей возлюбленной, сжал их и благословил коротким поцелуем.

Фьямметта не проронила ни слова, когда я снял с себя кольчугу, потом прыгнул с лодки, чтобы основательно намокнуть и остыть, а потом, уже без промедления, полез наверх, в огнедышащее пекло.

Оказавшись на корабле, я решил, что угодил прямо в преисподнюю на раскаленную жаровню с углями.

Посреди ослепляющего пламени возвышалась мачта, напомнившая мне позорный столб парижского эшафота.

«От одного медленного огня я спасся, чтобы по своей воле залезть в другой», — думал я, чувствуя, как, высохнув за один вздох моей груди, уже спекается с кожей холщовая одежда.

— Эд! Брат мой Эд! — крикнул я и с трудом вновь наполнил свою грудь обжигающим плоть эфиром.

И Господь проявил к нам, грешным, свою милость. Я услышал слабый отклик и, бросившись в ту сторону, увидел наконец комтура. Он сидел, бессильно вытянув ноги и привалившись спиною к борту корабля.

Мне показалось, что он ничуть не изменился за семь лет, даже седины не прибавилось в его роскошной, завитой по краям бороде.

— Брат мой Эд! — в несказанной радости воскликнул я, подскакивая к нему и невольно пытаясь загородить его от огня.

— Это вы, мессир! — со слабой улыбкой проговорил комтур, не выказывая никакого удивления. — Хороший сон.

Мой брат Эд был ранен. Левое плечо и шея у него так и светились алой охрой.

— Не зовите меня мессиром! — потребовал я. — Мы — кровные братья. Я узнал, что мы одного рода.

Взгляд комтура просветлел.

— Хорошая новость, — более живым голосом произнес он и присмотрелся ко мне. — Вы сильно изменились, мес… брат мой.

Губы его плотно сжались, и он решил подняться на ноги. Доски за его лопатками оказались все в потеках крови. Бросившись помогать брату с правой стороны, я заглянул ему на спину. Удар кинжалом явно был нанесен самым предательским образом: сзади, в шею. Но острие прошло мимо позвонков и, по счастью, не рассекло жизненных жил.