Октавиан Стампас - Семь свитков из Рас Альхага, или Энциклопедия заговоров

— Я не поспеваю за этими переменами, — сказал я, заметив, что раздражение пробило брешь в стене моего спокойствия. — Вчера я не должен был никоем образом убивать султана, а сегодня, напротив, уже должен во что бы то ни стало его прирезать…

— Не «во что бы то ни стало», а наиболее выгодным для тебя и государства способом, — уточнил дядя.

— Не желаю никого убивать, — отрезал я.

— Хорошо понимаю и поддерживаю твой душевный порыв, — вздохнул дядя. — Но я вспоминаю бейты, написанные одним весьма разумным человеком:

Ведь древняя мудрость нам так говорит:

Иль царь убивает, иль сам он убит.

Еще вчера я пришел к мысли, что тебе необходимо опередить того, кто должен произнести твое имя. Тогда тайная воля раз и навсегда потеряет свою силу, и ты станешь свободным.

— И уже никогда не узнаю свое имя, — усмехнулся я.

— Разве имя, данное повелителем ассасинов, можно считать настоящим именем? — поверг меня в замешательство дядя и добавил: — Не будь нетерпелив, как твой отец. Придет час, и Всемогущий пошлет тебе настоящее имя, и раз уж Создатель всего живого послал тебя мне, значит, мой долг спасти тебя. Султанов может быть много, а племянник у меня только один.

— Благодарю тебя, мой дорогой дядя, — без всякого лицемерия склонил я голову, видя, в каком трудном положении находится великий визирь.

— К тому же не следует забывать, что и рой самых злых ос может оказаться вовсе не порождением Иблиса, а исполнением воли Всемогущего.

Я с удивлением посмотрел на дядю, черты которого в густеющем сумраке были различимы уже с трудом.

— Ведь и ассасины, даже сами того не желая, могут оказаться простыми исполнителями воли Аллаха, если станут наиболее выгодным средством ее исполнения.

— Теперь оправдано все, — развел я руками.

— Кто заставлял тебя рубить гулямов Масуда Третьего и врываться во дворец вместе с франками? — строго спросил дядя.

Я вспомнил о знаке на кинжале, который еще должен передать некому Мстителю, вспомнил про плащ рыцаря Эда, вспомнил про Черную Молнию и ответил:

— Никто.

— Ты уже зашел слишком далеко, чтобы сворачивать с полдороги, — заключил дядя. — Теперь тебе пора узнать главное. Через неделю начнется великая охота. — С этими словами дядя потянулся к моему уху. — На реке, у Старой плотины, растет кизиловый куст. Под ним, среди камней, ты найдешь кожаный мешочек с динарами. При бережливом расходе тебе хватит их на год. Беги прямо на север, в Трапезунд. Ты сообразителен, говоришь на разных языках, и сможешь устроить свою жизнь. Ручная лисица уже готова исполнить мою волю. Она утянет султана прямо к плотине. Я позабочусь о том, чтобы свита отстала на достаточное расстояние.

— Позволь задать тебе еще один вопрос, дорогой дядя, — решился я.

— Слушаю тебя, мой дорогой племянник, — ласково сказал дядя, — и прости меня за то, что и мне приходится играть твоей жизнью, но такова судьба.

— Кому суждено быть преемником Масуда Четвертого? — полюбопытствовал я.

— Хотя бы Масуду Пятому, — с видимым равнодушием ответил дядя. — Его имя ничего не скажет тебе.

— Но есть ли уверенность в том, что он подойдет лучше предыдущего? — решился я на новую каверзу.

— Это уже два вопроса, — заметил визирь. — Но я отвечу и на него: такой уверенности не может быть никогда. Меня огорчает только то, что, судя по всему, на исходе наступившей недели мы увидимся в последний раз.

Дядя ошибся на пару дней: последний раз я увидел его во второй день следующей недели, когда садился на коня, чтобы присоединиться к охотничьей свите султана, состоявшей из трех тысяч воинов. К тому мгновению, когда оставалось только сунуть одну ногу в стремя, а другой оттолкнуть от себя земную твердь, я получил все надлежащие указания и должен был запомнить такое количество подробностей, что дядя, остававшийся эмиром дворца по приказу султана, сказал, прощаясь со мной:

— Буду надеяться, что твоя новая память остра так же, как новый клинок.

— Надеюсь, что его успеет выхватить из ножен моя собственная, а не чья-нибудь чужая рука, — добавил я, имея в виду того, кому известно мое опасное имя.

— Буду молить Аллаха, чтобы Он отвел от тебя злого демона, — вздохнул дядя. — Верные мне гулямы не отступят от тебя до последнего часа. Ночью же не забудь заложить уши воском.

— Лучше я отрежу себе голову и спрячу ее под кошму, — сказал я.

Так мы посмеялись на прощание, и я оттолкнул от себя ногой земную твердь. За спиной у меня висел монгольский лук и колчан, полный стрел с белым оперением, с боку торчала дамасская сабля, одна рука сжимала длинную пику с черной сельджукской змейкой у наконечника, а подмышкой другой руки был еще спрятан гибкий индийский кинжал, проникающий по рукоятку в живую плоть, даже если его просто поставить сверху на острие и только один миг придержать, чтобы не упал. Столько смертей было приготовлено для неудачливого султана Масуда Четвертого, что я подумал, а не выскочил ли я из одной тучи вместе с прекрасной Черной Молнией.

Выехав из городских ворот, великая охота владыки Рума длинным змеем растянулась по дороге, которая была мне еще незнакома.

Впереди, рядом с султаном, ехал назначенный им эмир охоты, за ним двигались беи правого и левого крыльев, а следом скакали лучшие бехадуры Рума, и у каждого на локтях висели у кого лисий, у кого волчий хвост, а у кого — даже кисточка от хвоста пардуса. Каждый из таких знаков отличия давался самим султаном за особую меткость. «Неужели мне придется всю жизнь носить на локте клок черной султанской бороды?» — с мрачным весельем подумал я.

Между тем, охота поднималась на пологий холм, и, когда вершины достиг хвост великой свиты, в котором и торчала страшная скорпионья игла, тогда моим глазам представилась прекрасная зеленая долина, посреди которой стоял дворец из синего камня, издали весьма напоминавший тот дворец, что остался за нашими спинами в столице Рума.

«Какой прелестный мираж!» — подумал я и спросил ближайшего ко мне гуляма, что это за место, хотя уже знал о нем из указаний дяди.

— О доблестный серхенг! Сам основатель Рума великий Алаэддин Кейкубад Первый назвал это место Райской Долиной, — ответил гулям. — Он возвел дворец, который ты видишь. Великие султаны Рума, да снизойдет на них благословение Аллаха, всегда останавливаются здесь в первый день охоты. Это нужно для того, чтобы охота прошла удачно.

«Очень хорошо! — мелькнула у меня мысль. — Проверим, какому из двух охотников благоволит удача».

В том дворце, похожем на столичный, султан устроил в первый вечер роскошный пир. Мои охранники пригубили не только султанские кувшины, но и припасенные втайне, так что небывалая опасность стала угрожать султану раньше срока. Тогда я незаметно выбрался в сад, где нашел уже как будто знакомый мне родничок, и, крепко заложив себе уши воском, притворился напившимся до беспамятства.