Октавиан Стампас - Великий магистр

— Мне бы ваш заряд бодрости, — вздохнул де Пейн. — Надеюсь, вы им поделитесь с нами в пути.

Следующим приехал граф Людвиг фон Зегенгейм с оруженосцем-венгром и молчаливым слугой громадного телосложения. Проведший почти всю жизнь в походах, странствиях и битвах, благородный рыцарь, каштановые волосы которого были тронуты сединой, а спокойные глаза напоминали разлившиеся по весне воды Дуная, взял с собой в дорогу лишь самое необходимое. Несчастная смерть на королевском турнире в Труа графа Жуаеза, невольным виновником которой он стал, сильно огорчала его в последнее время. Но от подобных происшествий во время состязаний не был застрахован никто, и ни один человек не упрекнул его за это. Граф был искусным бойцом, владевший многими приемами битвы на мечах, копьях, палицах или алебардах, как в пешем, так и в конном строю. Его навыки были неоценимы в столь опасном предприятии, и Гуго де Пейн очень надеялся на его опыт, трезвый расчет и рыцарскую честность.

— В случае моей болезни или гибели, вы должны заменить меня, — сказал он Зегенгейму. — Цель нашего путешествия простирается глубже того, что я смог поведать. Но в свое время вы узнаете истинные причины нашего стремления в Иерусалим.

— По правде говоря, я догадываюсь о тех причинах, которые двигают вашу группу на Восток, — ответил Людвиг. — И вы можете положиться на мою преданность и усердие.

— Не сомневаюсь в этом, — произнес де Пейн, пожимая графу руку.

Прибыл маркиз Хуан де Монтемайор Хорхе де Сетина, в окружении восьми кабальерос и идальго: все они были, как и их сеньор, небольшого роста, смуглые, с остроконечными бородками. Отлично дисциплинированные, они с полуслова понимали маркиза, выполняя любое его приказание и действуя, как единый, отлаженный механизм. Маркиз привез с собой целую повозку древних рукописей и книг.

Каждый сходит с ума, как умеет, — сказал на это Бизоль, переглянувшись с Роже. — По мне важнее забота о желудке.

— Без этих манускриптов мы будем в Палестине беспомощны, — возразил маркиз, бережно распаковывая поклажу. — Здесь собран весь Восток, все его тайны.

— Тайна у Востока только одна: там почему-то никогда не чувствуешь себя, как дома, — сказал Роже перелистнув несколько страниц в одной из книг.

— Ради бога, осторожней! — воскликнул маркиз де Сетина. — Это бесценное сокровище Фирдоуси, называемое «Шах-Наме или Книга Царей». Не помните страницы.

— А мне милее «Тысяча и одна ночь», — Роже осторожно положил книгу в повозку. — Помню, Петр Отшельник зачитывал нам у костра эти забавные истории, когда мы стояли лагерем возле Яффы, — и он увлек за собой Бизоля, вспоминая одну из сказок Шахерезады.

На следующий день с двумя оруженосцами и слугой приехал молодой граф Грей Норфолк. Все его снаряжение размещалось на двух сменных лошадях, а сам граф, тщательно побритый, выглядел как всегда щеголевато и безукоризненно. Гуго де Пейн представил его остальным рыцарям. Бизоль, при виде англичанина недовольно заворчал, но был вынужден пожать его руку. Окончательно Сент-Омер оттаял лишь тогда, когда Грей Норфолк, постоянно делая различные зарисовки, нарисовал и его портрет, изобразив Бизоля этаким Атлантом, поддерживающим небосвод. Картинка так понравилась могучему рыцарю, что он отослал ее вместе с одним из слуг своей жене Луизе, наказав вставить ее в раму и повесить в главном зале замка. А вот портрет Роже де Мондидье заказчику не понравился, поскольку, желая сделать рыцарю приятное, художник нарисовал его с двумя глазами.

— Искусство должно быть правдивым, — сказал Роже и проткнул кинжалом нарисованный глаз. Картина также полетела в замок Сент-Омер, к Жанетте. Скромное обаяние и молчаливая невозмутимость Норфолка пришлись по душе рыцарям; Зегенгейм успешно обучал его боевым приемам, а маркиз де Сетина нашел в его лице любознательного слушателя и сведущего собеседника. Обладая феноменальной памятью, молодой англичанин мог запомнить целые страницы незнакомого текста, набросать план любой местности, вплоть до малейшей кочки, где бы ни проехал.

— Я и не предполагал, что англичане бывают такими умными, — сказал как-то Бизоль, не желая, впрочем, обидеть графа. — Я-то думал, что постоянная сырость способствует образованию в их мозгах некоей плесени — ну, как на нашем сыре…

— Но качество сыра от этого только повышается, — ответил граф Норфолк, передавая ему рокфор.

Наконец, появился последний, седьмой рыцарь, приехавший с тремя копейщиками поздним вечером из Труа. Ужинавшие в зале рыцари, разгоряченные беседой, даже не сразу заметили его появление в дверях. Лишь Гуго де Пейн, бросив на гостя быстрый взгляд, поднялся и пошел ему навстречу.

— Надеюсь, господа, — сказал он, беря рыцаря за руку, — вам не надо представлять друга и сподвижника графа Шампанского — барона Андре де Монбара. Прошу вас, барон, отужинать с нами.

За столом воцарилось неловкое молчание, поскольку всем были известны чародейские наклонности Монбара, и мало кто относился к ним с одобрением. Бизоль украдкой перекрестился, а Роже, помнивший, как ловко Монбар сбил его с лошади во время королевского турнира, нахмурился. Растопил лед недоверия Людвиг фон Зегенгейм, сказав:

— Было бы кстати, барон, применить сейчас ваши способности и превратить поданную нам воду в вино.

— Нет ничего проще, — улыбнулся Монбар и взмахнул рукой. Доверчивый Бизоль потянулся к кубку и одним махом осушил его. После столь мощной дегустации его лицо скривилось.

— Обман, — обиженно произнес он, недоуменно глядя на Монбара. Барон огорченно развел руками.

— Увы! — сказал он. — Фокус не удался. Видимо, мое волшебство ограничивается пределами Труа.

— Но может быть получится у меня? — промолвил Гуго де Пейн, и дал знак слугам принести настоящее бургундское. После этого прерванная беседа оживилась, вернувшись в прежнее русло, а природное умение Андре де Монбара оставаться незаметным, нисколько не повредило ее течению. Барон обладал еще одним достоинством: ему удавалось гасить любую конфликтную ситуацию, обезоруживая и отвлекая противоборствующие стороны от предмета их спора маленькими дипломатическими хитростями; сам же он ускользал от нависающих грозовых туч, подобно ящерице.

Через три дня, закончив последние приготовления, Рыцари вместе со своими оруженосцами, слугами и поклажей выехали из Маэна. Почти одновременно из Лиона и Марселя отправились в путь две другие группы, возглавляемые Робером де Фабро и Филипом де Комбефизом.

Одетый в темный шерстяной гарнаш свободного покроя, какие обычно носят купцы среднего достатка монах-киновит — начальник тайной канцелярии клюнийского приора Сито — вышел из постоялого двора, находящегося на самой окраине Нарбонна. Он жил здесь уже три недели. Стекавшаяся к нему по крупицам информация не давала четкой картины происходящего. Он чувствовал неудовлетворение и досаду от невозможности проникнуть в самую сердцевину зреющего таинственного плода, который холили и лелеяли чьи-то изощренные умы. Бессильное противостояние им раздражало монаха, не привыкшего отступать перед противником, какой бы силой и численностью он не обладал. Но сейчас он словно бы натолкнулся на стену, воздвигнутую какой-то особенной, могущественной организацией, за которой, возможно, стояли даже не люди, а нечто иное, необъяснимое, не укладывающееся в сознании, способное сдвигать и перемещать целые массивы народов, управлять странами и континентами, стирать и изменять прошлые пласты истории и двигаться к конечной цели, смысл коей мог проясниться только в будущем.