Алан Фостер - Маори

К своему удивлению, Коффин заметил за собой в последнее время одну деталь: ему стали нравиться эти вечеринки у знакомых и коллег. Он с нетерпением ждал сегодняшнего вечера. Хэмптоны привезли из Парижа повара, который делал такие сладости, каких Коффин не едал со времени своего переезда в Новую Зеландию. Это раньше он был равнодушен к сладкому, а теперь с возрастом и богатством его вкусы стали меняться. Это раньше он был строен, как олень, потому что ежедневно выезжал на лошади прокатиться по окрестностям и карабкался по вантам на своем корабле. Теперь его талия заметно округлилась, что его не очень-то волновало.

— Я не иду, Роберт.

Он не сразу понял этой реплики своей жены. Когда же понял, то отложил салфетку в сторону и нахмурился.

— Что ты имеешь в виду под этими словами? Что значит, ты не пойдешь? Чепуха какая-то! Тебе Хэмптоны всегда нравились больше, чем мне.

— Я сказала, что не пойду.

— Да что случилось-то? Плохо себя чувствуешь? Вместо ответа она поднялась из-за стола, достала из сумочки, висевшей на спинке стула, что-то белое, подошла к нему и бесцеремонно кинула пачку каких-то бумаг прямо на его тарелку. Оказалось, что это были фотографии.

Он непонимающе уставился сначала на них, потом на жену.

— Что это такое? Плохие вести из дома?

— Нет. Не из Англии.

Заинтригованный Коффин сделал глоток вина из своего бокала и взял бумаги. Когда он проглядел несколько первых снимков, лицо его потемнело.

На последнюю фотографию он смотрел дольше всего. Когда же он присоединил ее ко всем остальным и отложил в сторону, то понял, что жена все еще стоит над ним и смотрит ему в затылок. Он физически ощущал этот ее тяжелый взгляд. Внезапно его обуяла ярость. Он схватил фотографии и отшвырнул их на середину стола.

— Чепуха! Все чепуха! — проговорил он сквозь зубы.

— Чепуха? — переспросила она каким-то непривычным, сдавленным голосом. — Ты что, Роберт?! О какой чепухе ты говоришь?!

Он не мог поднять голову и посмотреть ей в глаза.

— Фотографии можно подделать. Я знаю, с ними можно делать все, что угодно. Нужен всего лишь опытный фотограф, художник и химик.

— Ты что, пытаешься убедить меня в том, что это не ты сидишь на кушетке с экономкой на коленях?!

— Я говорю только то, что лица можно без труда подделать.

Она отошла от него на шаг, не спуская с него широко раскрытых от отчаяния и гнева глаз.

— Ты, наверно, думаешь, что я все еще полубезумная?.. — тихо, но с ненавистью в голосе проговорила она. — Значит, я должна поверить тебе? Поверить, что лица подделаны? Что, может, и крыльцо с кушеткой подделаны? И сам дом, разумеется! Как ты мог, Роберт? Ведь… Ведь мы же вместе спали на этой кушетке! — В ее голосе появилась надтреснутость. — Господи! И с кем! С дикаркой!

Он промолчал. Ему нечего было сказать.

Но Холли еще не закончила:

— С маори! Как какой-нибудь грязный фермер! Посмотри еще раз! На кого вы там похожи? На животных, совокупляющихся за амбаром!

— Кто тебе принес снимки? — спросил он глухо, показав рукой на злополучные фотографии.

Игнорировав этот вопрос, она набросилась на него с еще большей яростью:

— Все эти годы! Как долго уже, Роберт?.. Сколько времени? Ведь ты говорил, что построил этот дом для меня! Для нас!

— Я и сейчас это говорю!

— Так вот лучше помолчал бы! Ты построил этот дом для себя и этой женщины! Твое маленькое, тайное любовное гнездышко, не так ли? Хорошо устроился! И все эти «инспекционные» поездки, которые ты регулярно совершаешь в район озера. Ловко инспектируешь, Роберт! — Она подошла к середине стола, собрала разбросанные фотокарточки и, вернувшись, стала потрясать ими перед его лицом. — Мне даже жалко тебя! Ты так разрывался между этим домом и тем! Ты всегда возвращался из своих «деловых» путешествий таким усталым, измотанным, изможденным. Тебе всегда требовался, по крайней мере, двухдневный отдых. — Она отшвырнула от себя фотографии, которые рассыпались по столу. Некоторые упали на пол.

Наконец, он поднял голову.

— Холли, она — простая экономка. Она для меня ничего не значит.

— Ложь располагает к компромиссу, не правда ли? Хорошая формула. Очень удобная. Но я прошу тебя, Роберт: не лги мне. Хотя бы сейчас не лги. Этим ты уже не спасешься. Ты лгал мне в течение всех этих лет, да? Роберт! — Она взяла в руки письмо и быстро пробежала по нему взглядом. — В течение одиннадцати лет, если быть точным. А ведь я считала это самыми счастливыми годами в нашей совместной жизни. Мы ездили туда летом, жили в том доме, катались верхом по окрестностям, купались в горячих источниках… Мы там вкусно ели, а эта женщин а… — Она произнесла это слово таким тоном, как будто говорила о какой-то страшной и неизлечимой тропической болезни, — готовила нам и служила нам верой и правдой. Сколько тайных улыбочек я проглядела, Роберт? Сколькими нежными прикосновениями и секретными поцелуями вы обменялись, когда я смотрела в другую сторону? Я часто уходила спать очень рано… В такие вечера ты, наверно, имел ее на кухонном столике, Роберт?

— Холли, я…

— А хочешь знать, что во всем этом хуже всего? Что причинило мне самую большую боль? Ведь… я хорошо относилась к ней. По-настоящему привязалась…

— Она тоже очень привязана к тебе, Холли.

— Привязана ко мне?! — вскричала она, испепеляя его своим горящим взглядом. Тут уже последние остатки равновесия оставили ее. — Привязана ко мне?! Как она смеет? Как она смеет?! — Голос Холли поднялся до истеричного крика. — Ласково болтать со мной о том, о сем, стирать, выглядеть моей подружкой… И одновременно лежать с тобой у меня за спиной!

— Она — маори, Холли. Среди них любовь больше чем к одному человеку является обычным делом, распространенной традицией.

— Безбожники! Язычники! Как это все отвратительно!

Лживые мерзавцы! Они убили Кристофера! А теперь я узнаю, что еще одна представительница их поганого народа вот уже в течение десятка лет обманывает меня с моим мужем! — Выражение ее лица изменилось. Губы были поджаты и побелели. Глаза сузились. — Мало того! У вас двоих еще появился маленький ублюдок! Красивая пара с ребенком, как трогательно!

До сих пор Коффин держался с удивительным мужеством и спокойствием, однако последняя фраза жены подбросила его в воздух и заставила сжать руки в кулаки.

— Откуда ты про это узнала?

— Эндрю, не так ли? — саркастически спросила она. — Маленький очаровашка, не так ли? Который бегает по дому и огороду и называет тебя «дядей Робертом»? Глядя на него, я всегда знала о том, что он полукровка, но мне никогда и в голову не приходило, что это твой полукровка! Господи, ты обманываешь даже своего собственного ребенка!

Она нависла над ним угрожающей тенью, уперев руки в полированную поверхность стола.