Евгений Федоров - Наследники

В то время когда генерал Деколонг строил проекты дальнейших поисков пугачевцев, атаман Грязнов произвел переформирование отрядов, усиленно обучал их пешему и конному строю, стрельбе из ружей и пушек. Конные башкиры то и дело привозили свежие новости из-под Челябы. Окрестные деревни ждут не дождутся повстанцев, а генерал Деколонг засел за челябинские стены и вылазок не делает.

В конце января атаман Грязнов с армией в четыре тысячи человек выступил из Чебаркуля по челябинской дороге.

30 января утром высыпавшие на вал жители Челябы увидели на ближайших холмах скопление конных и пеших пугачевцев. По дорогам, ведущим в Челябу, рыскали небольшие партии и останавливали идущие в город подводы с грузом и провиантом. В город были пропущены только крестьянские подводы, да и те без груза.

На другой день капрал из роты подпоручика Пушкарева поймал из высланного пугачевцами дозора крестьянина Калину Гряткина. Калину тотчас препроводили в воеводскую канцелярию. Допрос учиняли товарищ воеводы Свербеев и сам его превосходительство генерал Деколонг. Глядя волком из-под мохнатых нависших бровей, мужик долго запирался. Только под битьем плетьми он показал, что к Челябе подошел с воинством сам атаман Грязнов, жительство атаман имеет в деревне Першиной.

Штаб атамана Грязнова действительно остановился в шести верстах от Челябы, в деревне Першиной. Каждый день в избу, в которой жил атаман, прибывали крестьянские депутации, просили принять их под его покровительство.

Приходили депутаты из Карачельского форпоста, из села Воскресенского, слободы Куртамышской и прочих окрестных с Челябой селений. Атаман принимал их, сидя в красном углу в чистой горнице. На нем был нарядный суконный бешмет, яловичные сапоги. Русая борода расчесана. Был он доходчив и приятен в разговоре. Депутатов обласкал, допытывался об их жизни и просил выслать на помощь казаков.

Вечером 31 января сотники собрались в избу к атаману для неотложных дел. За окнами на выгоне тлела колкая пурга. За стеной, под поветью, ржала кобылица, лошади мерно хрупали овес. На улице под ногами прохожих скрипел снег. В горнице на столе стоял каганец с салом, слабое пламя то вспыхивало, то меркло. Печь была раскалена, в избе стояла духота и спертый от человеческого дыхания и пота воздух. На полатях, опустив вниз головы, лежали полуголые ребятишки и разглядывали сотников и безногого бомбардира.

Сотники оживленно и горячо спорили с атаманом. Высокий, осповатый, с серьгой в ухе сотник, покрывая голоса товарищей, кричал:

— Не любо, не могу, как баба, сидеть тут на хуторах! Пусти, атаман, на Челябу!

— Ты погодь, погодь! — перебил Грязнов. — Эва, какие горячие объявились! Перво-наперво округ отрезать надо, чтобы ни туда, ни сюда… Поприедят все, тогда…

— Чего годить? — выкрикнул строптивый сотник, и глаза его засверкали.

— А ежели его самого в поле вымануть, не лучше ль будет так? — оглядел атаман сотников.

— Вернее верного! — поддержал бомбардир. — Чего зря силу класть. Надо по крепости сначала ядрышками, огоньком их выкурить да заплоты порушить! Приспеет пора, тогда и на слом! Горячиться тут нечего. Не силой дерутся, а умением, — сказал он строго. — Атаман справедливо говорит, и слушать его надо! Умей быть солдатом! Не правда ли, братцы?

— И то верно! — раздались голоса.

— Правильно, Федор, не гонкой волка бьют — уловкой!

— А вот…

Атаман не докончил: хлопнула дверь, и в сенях завозились.

— Стой, пес, куда прешь? Стой! — закричали часовые.

Шум за дверью усиливался. Атаман и сотники повернули головы.

— Эй, кто там? — крикнул атаман. — Впусти!

Он схватился за рукоять сабли. Дверь распахнулась: в морозном облаке в горницу ввалился человек в зипунишке, повязанный бабьим пуховым платком. Лицо красно от мороза, по краям платка бахрома инея.

— Перфилька! — опознал атаман. — Никак с вестями от воеводы?

Старик потопал пимами, стряхивая с них снег, подул на озябшие руки.

— Чертушки твои не хотели пустить! Заморозили! — пожаловался он.

Сотники разглядывали старика. Он неразборчиво что-то бормотал, поглядывая на атамана; по глазам Грязнов догадался, что Перфилька имеет сообщить важное.

— Сказывай, что препоручил воевода? — настойчиво повторил атаман.

Старик поднял голову, с минуту пристально смотрел на мигающий огонек в каганце, потом сказал деловитым тоном:

— Завтра утром ждите сюда…

— Кого? — в один голос спросили сотники.

— Генерал на Першину попрет! Поняли?

— Не врешь? — Атаман вплотную подошел к старику и впился взглядом в его глаза.

— Истин бог, правда! — улыбнулся Перфилька беззубым ртом и добавил: — Я ему боле не слуга, он мне не хозяин. Не хочу быть холуем. Хочу вольной жизни…

Утром 1 февраля ворота Челябинской крепости распахнулись; из нее с развернутыми знаменами, с барабанным боем выступила армия Деколонга. В бой шли полевые команды и артиллерия. На полдороге к Першиной с холма спускалась башкирская конница. Солдаты встретили ее недружным залпом, однако башкиры повернули и ускакали за холм.

Деколонг установил артиллерию, развернул колонны и повел в гору.

— Погоди, супостаты, я сейчас вас малость попужаю! — вглядываясь вдаль, посулил бомбардир Волков. Он схватился за прицельные стерженьки на лафете и стал наводить орудие.

Набранные из заводских работных пушкари с серьезными лицами внимательно следили за действиями своего командира. Кто-кто, а они хорошо понимали, что пушки не последней силой являются в бою.

— Гляди, братцы! — выкрикнул Волков, проворно приложил тлеющий фитиль к затравке и быстро отскочил. Пушка горласто рявкнула. Облако дыма окутало бомбардира. Когда рассеялся дым, все увидели, как забегали-засуетились в одной из наступающих колонн.

— Ага, угостила матушка! — радостно выкрикнул солдат и скомандовал: — А ну, по местам. Слушать мою команду!

Минуту спустя дали огласились ревом орудий: то там, то здесь падали с грохотом ядра и рвались среди колонн, внося смятение.

Деколонг изумился:

— Мужики, а огнем донимают, будто заправские артиллеристы!

Однако генералу вскоре пришлось еще более изумиться. Навстречу его войскам спускалась крестьянская пехота. Шла она нестройно, но уверенно. Было что-то новое и грозное в тяжелом шаге этой новоявленной пехоты.

Генерал не ожидал такой встречи. С ближайшего холма он наблюдал, как солдаты, приостанавливаясь на ходу, с колена неуверенно и нестройно обстреливали противника.

Ряды сомкнулись, и нельзя было теперь разобрать, где свои и где чужие. Кто-то кричал «ура», но кто — неизвестно.

У Деколонга упало настроение. Он с тревогой поглядывал то на Челябу, то на сани с медвежьей полостью, которые поджидали его за холмом…