Александр Торопцев - Бросок на Альбион

Жизнь – это прежде всего стремление всего сущего к гармонии.

Дюк Нормандии был слишком раздраженным человеком, чтобы стать гармоничным. Кроме того, он слишком любил побеждать, доказывать, убеждать. Даже если когда-нибудь он вдруг подумал бы о гармонии, то она предстала бы в его воображении не как некое положение в том самом пространственно-временном поле бытия, но именно как стремительное действо, борьба, движение. Жизнь – это прежде всего стремление побеждать, нацеленность на победу; постоянное желание носиться по полю бытия в поисках побед делало Вильгельма чрезвычайно опасным противником.

Жизнь в движении, в ускорении. Даже не в скорости. Но в ускорении. Движение, ускорение требует колоссальной энергии от тех, кто мечтает жить в постоянной готовности встретить на любом повороте, извороте любое препятствие и преодолеть его, используя любые средства. В том числе и доверие, если оно поможет… жить.

Преимущество у Вильгельма было огромное, но Гарольд этого не замечал.

Впрочем, пока он вообще ничего не замечал, кроме понурых друзей своих, уже почувствовавших беду. Они стояли в комнате для пыток и мечтали лишь об одном: как сообщить на родину о случившемся?

А в это время из Бретони в Нормандию скакал, не жалея коня, вооруженный всадник. Солнце катилось, быстро розовея, на запад. На восток скакал конь. Лучи вечернего светила били в бритый до макушки затылок всадника, он чувствовал тепло, погонял коня плеткой. На постоялом дворе его встретили уважительно, накормили, спать уложили, коня напоили.

Спал он всего три часа. Разбудили его, вскочил он в седло боевого скакуна, тот резко взял в галоп. Днем он уже был у Вильгельма. Тот, узнав прекрасную для себя новость, вскрикнул так обиженно, будто обидели его любимую жену Матильду:

– Как он мог пленить первого советника моего двоюродного брата, короля Англии Эдуарда Исповедника?!

Артистизмом Вильгельм Нормандский не обладал – в отличие от короля Англии, но в тот день он сыграл свою роль великолепно! Дюк искренне возмущался, шумно шагал по залу замка в Руане, топал уже изрядно потолстевшими ногами, махал могучими руками, не единым движением не выдавал огромной радости, бесившейся у него в груди:

– Граф Гюи, мой вассал, содеял мне зло! Как он посмел пленить моего гостя?!

Долго бушевал Вильгельм, наконец, надоело ему это дело, он быстро остыл и подобрел:

– А ты молодец. Я награжу тебя. Ты будешь счастлив. А сейчас скачи с моими людьми в замок Гюи. Надо вызволить графа Гарольда из плена.

Повеление Вильгельма было исполнено, хотя граф Гюи сделал это с большой неохотой, давая понять пленникам, что в следующий раз он не уступит их даже Господу Богу.

Гарольд спокойно отнесся к его словам, сел на коня, посадил на руку сокола, и кавалькада нормандцев и англичан, возглавляемая Гюи, поскакала навстречу солнцу. Бывшие пленники посматривали на бритые затылки нормандцев и добродушно ухмылялись: зачем они так некрасиво бреют головы? А воины Вильгельма, в свою очередь, то же самое с тем же чувством думали об англичанах, которые затылки почему-то не брили, зато отращивали пышные усы, совсем уж непонятно для чего. Хорошее настроение было у всех. Гарольд скакал в центре своих лучших воинов, думал, глядя на бритые затылки, о странных обычаях у разных народов и не догадывался, какую коварную ловушку готовит ему судьба.

Конечно же, все, что случилось в том путешествии с английским графом, можно назвать кознями и хитростями Вильгельма Нормандского. Во всем, мол, виноват Незаконнорожденный. Он и шторм придумал в проливе, и корабли отнес во владения графа Гюи, и обычаи суровые ввел, и все остальное спланировал с точностью до той клятвы, которую дал ему первый советник Эдуарда Исповедника… Конечно же, во всем, что случилось с Гарольдом, можно обвинить коварного Вильгельма, но благоразумный Гарольд, человек государственного ума, куда смотрел, о чем думал?

О доверии он думал – вот беда.

Не доверял бы он людям – не случилась бы с ним та беда. В конце 1065 года нашей эры отправился он в Нормандию. За полторы тысячи лет до этого путешествия английского графа сказали мудрые люди Древней Индии, древней Греции и Древнего Китая чуть ли не одновременно (и независимо друг от друга), что человек по натуре зол. В те же самые времена другие столь же мудрые люди в тех же странах сказали, что человек по натуре добр. Кто из них был прав? Кто из них зол, кто – добр? И те, и другие были добрыми людьми, и сказали и те, и другие истину.

А разве такое бывает, чтобы два противоположных суждения об одном и том же предмете, были верны. Бывает. Когда речь идет… о человеке, который зол и добр одновременно. И если государственному деятелю нужно в своей работе исходить из того, что человек по натуре зол, то творцам нужно исходить из того, что человек по натуре добр. И тогда всем будет хорошо. Гарольд, граф Английский, потому и совершил роковые для себя ошибки, что часто он был добрым, доверчивым по отношению к человеку.

На черном красавце-коне скакал во главе кавалькады Гюи. У замка Иу встречал сам дюк Нормандии Вильгельм. Высокий, богатырского сложения, темноволосый – седина еще не подкралась к его голове – он приветствовал гостей и в их лице страну Англию и короля Эдуарда. Он был доброжелателен и спокоен. Могучий конь под ним стоял спокойно.

Гарольду достался норовистый скакун, непослушный. Таким бы только мчаться по полю под свист ветра, под жесткий перестук копыт и не останавливаться. С трудом удержал крепыш Гарольд своего коня, внимательно слушая дюка Нормандии, уже в этой первой встрече расположившего к себе гостя. Да, Вильгельму свыше даровано было это необходимое для крупного политика качество: он умел производить на людей впечатление. Гарольд поверил ему, сказал столь же доброе ответное слово, в котором, однако, все присутствующие заметили гордость и чувство собственного достоинства.

Духовник дюка Нормандии наблюдал за этой сценой с интересом. Он знал давние и заветные мечты Вильгельма, и сейчас, когда всем стало доподлинно известно, что Эдуард Исповедник долго не протянет, он с таким потаенным, тщательно скрываемым чувством безусых юнцов и дотошливых женщин следил за событиями, за действиями Вильгельма и – к удивлению своему! – не находил в них ни единого ложного движения. Дюк Нормандии вел себя естественно!

– Нам пора в Руан! – крикнул он всем, кроме графа Гюи, на которого он просто не обращал внимания от переполнявшей его душу радости.

Владелец замка Бюрэйн, не скрывая обиду, повернул черного красавца коня и в сопровождении горстки телохранителей ускакал в Бретань.

Вильгельм, облаченный в богатый плащ, уступил первое место в строю графу Гарольду, и опять застучали копыта по уставшей траве. Настроение у всех было прекрасное. В Руане гостей ждал прекрасный прием и щедрое угощение.