Лев Жданов - Под властью фаворита

Он отдал глубокий поклон на все стороны, давая знак, что надо расходиться.

– Благодарим и вашу светлость за неусыпное попечение о делах правительства! – с поклоном провозгласил Бестужев.

– Благодарим!.. Благодарим! – кланяясь, откликнулись другие.

С говором сдержанным, но не шумно, стали покидать зал все, сидевшие за столом, отдав поклон и принцу Антону, хотя не такой раболепный, как регенту.

Бирон, выйдя из-за стола, заложив за спину руки, стоял и грелся в глубине у камина. Подозвав знаком сына, он шепнул ему, указывая глазами на принца, сидящего неподвижно на своем месте:

– Видел, как он не выносит тебя? Не может забыть, что ты был соперником его и соискателем руки принцессы Анны!.. Ха-ха!.. Ну, ступай. Я еще с ним маленько потолкую… Заодно и принцесса жалует, благо посторонние удалились… Ступай!

Поцеловав почтительно руку отца, протянутую ему, Петр ушел, отдавая по пути глубокий поклон принцессе Анне, которая, оставя за дверьми своих спутниц: фон Менгден, графиню Остерман и двух фрейлин, появилась в зале, теперь опустелом, затихшем и словно раздвинувшем свои стены, в которых тесно было за минуту перед этим от оживленной, шумной толпы.

Бирон, двинувшись навстречу принцессе, раскланялся с ней очень почтительно и любезно и первый задал вопрос:

– Вы, конечно, все слышали, ваше высочество? Дело окончилось благополучно, как я заранее и обещал.

– О да… я слышала! – трепеща от затаенного негодования и скорби, могла только ответить Анна. – Не знаю, что и сказать!..

Уловив нотку горечи в словах и тоне принцессы, глядя в ее обычно тусклые глаза, сейчас сверкающие каким-то недобрым огоньком, как бывает у змей, которых придавили пятою, – Бирон понял, что перед ним стоит не сломленный, не окончательно покоренный враг – женщина, жена и мать, поруганная, затаившая бессильные пока злобу и гнев, готовая жестоко отомстить при удобном случае, ищущая новых средств для борьбы… И он решил пойти до конца.

Подвинув Анне кресло поближе к огню, он прошелся раз-другой перед камином, потирая свои сильные руки, и вдруг отрывисто заговорил:

– Вижу, понимаю. Вы не совсем довольны… как и его высочество… Но будем говорить совершенно открыто. Дело не столь уж пустое, как я это изображал верховному совету, единственно желая спасти вам супруга, сохранить отца нашему малютке-императору! Поднять военный бунт!.. Сеять рознь в самом правительстве!.. Народ подбивать к мятежам и бунту!!! Все это обнаружено, доказано с несомненной ясностью… И… ежели б мы только захотели… могли поступить не столь милосердно. Если наш первый император, великий Петр, сына родного своеручно казнил в подобном положении, то и ныне…

Он не договорил, криво усмехнувшись.

Холод пробежал от этой усмешки у Анны.

– Молчите… молчите… я понимаю! – вырвалось с мольбою у напуганной женщины. – Я так вам благодарна!

И, делая над собою насилие, она обняла своими бледными руками бычью шею Бирона и крепко поцеловала его в губы, чувствуя на щеках и губах колючее прикосновение его негладко выбритых усов и бороды.

– От души примите поцелуй, ваша светлость! – все еще обнимая регента и глядя ему в глаза, проговорила она. – Только прошу еще… Пусть не оглашают того, что здесь было. Пусть все тихо свершается. Иноземцев и так не любят в Русской земле. Принца станут не любить еще сильнее, если прознают… Я не хочу. Прошу вас.

– Все сделаю, что возможно, принцесса! Хотя… частных толков не избежать. Такое было многолюдное собрание нынче. И мы, правители, сами знаете, за толстыми стенами наших дворцов живем, словно в стеклянной табакерке. Самое тайное делается явным, как бы ни стараться… Но я все сделаю. Хотя, по чести вам признаюсь, принцесса: насколько трогают меня ваша дружба и нежность дочерняя, настолько же горько видеть, что принц не признает моих услуг… И не желает их даже!.. Обидно! – косясь на Антона, несколько раз повторил Бирон.

И вдруг словно что-то загорелось в этом грубом, жестоком человеке. Сбрасывая оболочку добродушного покровителя, он резко, с явным вызовом обратился к принцу Антону, молчаливому и неподвижному в своем кресле.

– Не скажете ли прямо: чего ж бы вы еще желали от меня, ваше высочество? Я все сделал! Из врага – хотел сотворить друга. Я не призвал сюда принца Петра из Голштинии, как многие меня просили о том… И просят посейчас! Я не передал ему империи. Я оставил за вашим сыном власть и трон. Я оберегаю их, как и сами вы не сумели бы оберечь. Вы же слышали: я предлагал вас в регенты. Вас, отца императора нашего, прирожденного принца крови. И все правительство предпочло меня! Да, меня… выскочку, «выходца из черни, ничтожного курляндца», как иные особы заглазно величают герцога Бирона!.. Ха-ха-ха!.. Я мог вам повредить – и не захотел того. Вы желали сгубить меня – и не смогли!.. На что же вы теперь еще надеетесь? На кого? На министров? Вы слышали нынче их единодушный ответ. На весь народ? На это полунагое, темное стадо россиян! Ха-ха-ха!.. Не боюсь и ваших семеновцев, этой главной опоры крамол дворцовых. Да отныне они уж и не ваши! – взяв со стола прошение, подписанное Антоном, и пряча его к себе в карман, глумливо заметил Бирон. – Вы сами подписали отречение. Другой будет у гвардии начальник. Вам не удастся затеять кровопролитие, поднять мятеж и смуту. Я не опасаюсь больше того. Чего же вы еще хотите? На что надеетесь? Или не пора еще смириться, мой принц?

Еще что-то хотел прибавить жгучее, обидное расходившийся герцог из конюхов. Но, кинув взгляд на принца, остановился, не то изумленный, не то встревоженный.

Во время глумливой речи регента принц Антон выпрямил свой тонкий, обычно слегка сутулый стан, словно сразу вырос значительно. Ненависть, овладевшая всем существом робкого юноши, вырвалась на волю и переродила его даже на вид. Зрачки, расширясь необычайно, изменили потемневшие глаза Антона. Сделав шаг от стола ближе к Бирону, он заговорил глухо, враждебно, почти не заикаясь под влиянием огромного внутреннего напряжения:

– А… вы чего хотите от меня, герцог курляндский? Вот я стою перед вами, униженный, раздавленный… обесчещенный… Я, принц крови, не запятнанный в моей юной жизни ничем позорным!.. Я не по чьей-либо прихоти… а по праву наследства и по законам государства Российского владею каждой ниткой, которая на мне… каждым геллером в моем кошельке… каждым орденом на моей груди! Я бывал… и на… полях битв… Я не страшился смерти. Не грязными… пу-тями… не за… темные, позорные заслуги получил… величие и власть. Не происками стал и держусь на высоте. Бог меня поставил!! И я – отец одного из… саа-амых могущественных государей на земле, я – стал теперь ничто!.. Ничто!.. Даа-же хуже, чем ничто! Потому что вам… вам обязан даже моею… жи-изнью, как здесь слышу!.. Чего же вы хотите еще от меня? Вот у меня осталась моя жизнь… и… это! – хватаясь за эфес шпаги, вне себя закончил принц Антон. – Чего же вы хотите, а?