Эвелин Энтони - Виктория и Альберт

Это потрясающее чувство должно было охватить ее во время коронации, но этого не случилось – она ничего не испытывала и поглядывала туда, где сидела Лизен, краснея от гордости и волнения. Баронесса не сводила с нее взгляда и радостно улыбалась ей.

Виктория не почувствовала принадлежности и преданности своим необычным обязанностям, не ощутила никакой любви к этим бесчисленным миллионам людей, которым она клялась служить и защищать их во имя Бога.

Но сейчас, в отдалении от своих придворных, когда она осталась одна в карете и восклицания людей звенели у нее в ушах, слова, произнесенные в аббатстве, вдруг приобрели истинный смысл. Надетая на ней корона была благословенным символом величайшей человеческой власти. Жезл в правой руке означал величие и справедливость, держава была копией вселенной. А она, всего лишь земная женщина, стала королевой всей Англии.

Она рождена для этого, и это было самое главное. Мелкие неприятности, тирания ее затворнической жизни и та небольшая власть, которой она обладала в своем узком кругу – все теперь казалось ничтожным по сравнению с величием ее судьбы, которое она осознала в первый раз именно сейчас, когда возвращалась домой, в Букингемский дворец. Она поклялась защищать своих подданных, и они, собравшиеся в толпе и приветственно машущие руками, стали более близкими для нее и обрели человеческие черты. Их слава и благополучие были ее славой и благополучием, объединенные мистической связью родства. Она – королева Англии, и с этих пор, несмотря на ее собственные чувства, несмотря на узы крови, Англия всегда будет для нее на первом месте.

Прошло Рождество. Его отмечали в Виндзоре. Состоялся бал – событие великолепное, но весьма формальное, потому что этикет стал более строгим в соответствии с пожеланиями королевы. Сменяли друг друга бесконечные вечера, когда Виктория беседовала с кем-либо, а потом играла за круглым столом или удалялась со своим любимым Мельбурном рассматривать иллюстрации в книгах об искусстве, а гости изнывали от скуки.

Монотонность подобного существования была нарушена ужасным инцидентом, главным действующим лицом которого стала одна из дам герцогини Кента, несчастная леди Флора Гастингс. У этой женщины, ставшей объектом нескончаемой ненависти Лизен, а кроме того, ее не любила и сама королева, так вот, У нее вдруг разительно изменилась фигура. Слухи о ее беременности достигли ушей королевы. Леди Флоре было отправлено резкое послание с приказанием пройти медицинское освидетельствование и доказать, что она невинна, прежде чем впредь появляться при дворе. После унизительного общения с королевским доктором, сэром Джеймсом Кларком, невинность леди Флоры была безоговорочно установлена. Королева снова допустила ко двору леди Флору и ожидала, что этот случай будет забыт, но семейство Гастингсов обнародовало унижение своей родственницы.

Поднялся невообразимый шум. В газетах публиковались письма с возмущениями, и скандал эхом отозвался за рубежом. В чем только не обвиняли Викторию: и в несправедливом отношении к честной девушке, и в том, что она прикрывает прелюбодейку. Однако просьба семейства Гастингсов о публичном извинении и требование об изгнании врача не были удовлетворены. Поступить так посоветовал Виктории Мельбурн. Вначале он подсказал королеве никак не реагировать на возмущение, а затем предложил выдать леди Флору замуж за какого-то амбициозного политика-вига.

Он умолял Викторию расстаться с сэром Джеймсом Кларком, отдать его на растерзание публике и тем самым избежать резкого осуждения, которому подвергалась королева не только в Англии, но в Европе, где крайне возмущались тем, как она отнеслась к невинной жертве. И тут Мельбурн в первый раз ощутил на себе ее упрямство, которое он так поддерживал, когда оно было направлено на других людей.

Виктория холодно заявила, что ничто и никто не заставит ее покарать сэра Джеймса Кларка, потому что тот выполнял ее инструкции. Она никогда не признает также и свою неправоту, так как старалась защитить собственную репутацию и была готова запретить аморальной особе служить при дворе. Она ни за что не простит маркиза Гастингса и леди Флору, посмевших опубликовать сведения об инциденте в газетах и тем самым вызвать скандал. Она извинилась перед ними и разрешила леди Флоре оставаться при дворе в окружении своей матери – этого более чем достаточно. Что касается утверждений Лизен – ее дорогая подруга и преданная компаньонка намеренно раздула дело, потому что не терпела леди Флору Гастингс, – то в них нет ни слова правды. И Виктория добавила ледяным тоном, что общественное мнение, видимо, создается для того, чтобы королева убрала от себя баронессу, так же как и сэра Джеймса.

Она не обращала внимания ни на какие увещевания лорда Мельбурна. Он приводил ей множество резонных аргументов, но она смотрела на него ледяным упрямым взглядом, и если бы Мельбурн любил ее меньше и не был бы так ей предан, то ее равнодушие к страданиям и унижению невинной женщины привело бы его в ужас!

А вот многие люди при дворе и вне его и в самом деле ужаснулись. Сентиментальный флер, окутывавший маленькую королеву, сильно пострадал от этого. От одного конца страны до другого, в самых бедных хижинах и роскошных домах Викторию обвиняли в том, что она – бесчувственная кокетка, отдавшая на съедение безгрешную английскую леди своей немецкой наперснице.

Во все время бури Лизен пряталась за юбками своей госпожи. Она пыталась держаться с достоинством, постоянно жевала тмин и уверяла Викторию, что та права и не должна сдаваться. Время от времени она принималась рыдать и заявляла, что, может, ей лучше изгнать бедную старую Лизен, как этого требуют ее враги. Сэр Джеймс Кларк, плохо образованный и полный предрассудков человек с жуткими манерами, также оставался в королевском окружении. А дама, ставшая источником волнений, продолжала служить у герцогини Кента, хотя с трудом выполняла свои обязанности: у нее сильно изменилась внешность и она еще больше распухла.

Через несколько месяцев стало ясно, что леди Флора не только не несла в себе плод незаконной любви, но и умирала от злокачественной опухоли печени. Возмущение, оскорбления и обвинения, которые посыпались на голову королевы, привели в ужас Мельбурна и ее советников. Некоторые из них были неприятно поражены тем железным спокойствием, с которым девятнадцатилетняя королева встречала бурю. Ее маленький решительный подбородок был постоянно напряжен, стальные глаза блестели от возмущения и злости. Публичное осуждение достигло апогея, когда Викторию встретили шиканьем в Аскоте. Но никакого публичного заявления так и не было сделано, и доктор, чья роль в случившемся разрослась до неприличных размеров, оставался при дворе королевы. Когда Флора Гастингс умерла, королева ограничилась тем, что отменила в тот вечер бал в Букингемском дворце.