Эвелин Энтони - Виктория и Альберт

Юная принцесса очень нервничала. Ее невероятно бедные родители влезли в жуткие долги, стараясь приготовить ей подходящие наряды, и накануне ее отъезда все семейство просидело без сна всю ночь, с надеждой обсуждая предполагаемый исход смотрин.

Многое зависело от принцессы Вики. Аликс должна произвести на нее благоприятное впечатление.

Когда Аликс присела, ее дивная кожа порозовела от волнения – она встретилась с дочерью королевы Англии. А через мгновение она опять стала, как прежде, веселой и милой.

Девушка сидела рядом с Вики и не сводила с ее лица взгляда своих поразительных глаз, полных восхищения, и через полчаса Вики решила, что Александра должна стать женой Берти.

Никто не мог устоять перед этой милой девушкой. Не устоит и Берти. Он хоть и старался быть вежливым с этими ужасными неповоротливыми немецкими кандидатками в невесты, но впоследствии нелестно о них отзывался. Аликс же была просто идеальной парой для него, и, что самое главное, она станет прекрасной невесткой. Для папочки и в особенности мамы, которая временами была подлинным диктатором, не будет сложно управлять ею.

Вики оставалась в Стрелице два дня, а потом написала родителям, что поиск невесты для Берти закончился.

В феврале 1861 года старая дама сидела в кресле у огня. Она сквозь прикрытые веки смотрела, как горят поленья. На коленях у нее лежала сумочка, которую она вышивала. Нитка с иголкой торчали из незаконченного стежка. Дом в Фрогмуре был наполнен рукоделием герцогини Кента. Экраны для каминов, подушечки – все было украшено чудесной вышивкой. Она часто вышивала бисером по последней моде того времени.

Быстрая и энергичная герцогиня, которая в свое время так досаждала королю Вильгельму IV, в пожилом возрасте отдала предпочтение более женским делам. Все ее амбиции умерли много лет назад подобно ее духу бунтарства, не выдержав борьбы с Викторией. Никто не вспоминал те давние дни. Так много времени прошло с тех пор, что давно ссоры с дочерью позабылись. Разочарования и обиды перестали терзать ее душу. Все казалось просто дурным сном. Долгие годы она хорошо себя чувствовала в семейном кругу – любимая мать и бабушка, уважаемая и обожаемая…

Бревно в камине стрельнуло, и герцогиня встрепенулась. Она снова почувствовала боль, причем более настойчивую, чем прежде. Только что ей вспомнился умерший муж. Как странно, с чего бы это после стольких лет? Внезапно ей ясно почудилось, будто они только что расстались. Она прямо-таки видела его перед собой. Вот он неуклюже двигается по комнате, заводя одни за другими часы из своей бесчисленной коллекции. Старая дама улыбнулась, вспомнив, как ее раздражало, когда он устанавливал стрелки и заводил свои часы. Бой часов часто не давал ей спать. Но потом она привыкла и уже ничего не замечала. По-своему он был неплохим мужем, и хотя он погряз в долгах, в конце его жизни они стали ближе друг к другу. Она вспоминала его последние слова, которые он пробормотал, умирая, сорок лет назад: «Не забывай меня».

Герцогиня снова прикрыла глаза, пытаясь не думать о боли в груди. Потом она позвонила в маленький колокольчик, стоявший на столике рядом с креслом. Хотя в камине ярко пылал огонь и были задернуты шторы, отрезав ее от серого февральского вечера, ей было холодно. Еще рано и маленький круг ее придворных пока не ужинал, да герцогине и не хотелось есть.

Когда вошли ее придворные дамы, она попросила, чтобы ей помогли лечь в постель. Последнее, что она сделала перед тем, как заснуть – вынула старинные часы герцога с отделкой из черепашьего панциря и осторожно завела их.

Когда королева и принц прибыли из Лондона, герцогиня была без сознания. Они стояли в полумраке комнаты рядом с кроватью. Виктория опустилась на колени и взяла в ладони слабую руку матери. В это мгновение от них отлетели годы.

– Мама! Мамочка!

Она умирала, ее дорогая мамочка, с которой они были счастливы столько лет… Лежала здесь такая неподвижная и ничего не чувствовала. Дыхание у нее было очень громким и хриплым, а рука, которую Виктория целовала и гладила, казалась влажной и безжизненной.

По щекам у Виктории лились слезы. Придворные дамы герцогини отодвинулись подальше. Было что-то ужасное в горе королевы. Казалось нереальным, что она стоит на коленях, проливает слезы и называет герцогиню «мамочкой!», совсем как самая обычная женщина. Одна за другой дамы покинули спальню, оставив с ней Альберта.

Он не плакал. Рыдания никогда не выразили бы его чувства к старой герцогине, лежавшей перед ними. Его горе граничило с завистью. Эта женщина ему нравилась, и на все его попытки облегчить ее жизнь она отвечала ему глубокой благодарностью и любовью.

Он чувствовал, что она относилась к нему, как к сыну. Слава богу, потому что сейчас, когда Виктория стояла перед ней на коленях, ее не мучила совесть. Он нежно обнял жену и поднял ее на ноги.

– Ты должна отдохнуть, – шепнул он Виктории. – Ей уже никто не поможет. Если она очнется, нас позовут.

Но старая герцогиня так и не пришла в сознание. В течение ночи королева несколько раз тихо приходила в ее спальню с лампой, точно ждала какого-либо знака. Виктория услышала, как внезапно прекратилось хриплое дыхание и в этот момент зазвонили старинные часы ее отца.

– О, когда я вспоминаю, как была несправедлива к ней…

Альберт смотрел на расстроенное лицо Виктории. Глаза у нее опухли от рыданий. Он подумал, уж не послать ли опять за врачом. Сэр Джеймс Кларк уже осмотрел королеву и объявил, что только время в состоянии излечить ее от глубокого горя. Альберт недоумевал, почему он не прописал ей успокоительное. Ему никогда не нравился этот человек, он ему не верил. К тому же у него были грубые манеры, раздражавшие принца.

Припоминалась старая история, связанная с ним и одной из фрейлин герцогини Кента Флорой Гастингс, или это была дама из окружения Виктории? Альберт не смог восстановить в памяти все подробности, но был уверен, что сэр Джеймс не показал себя в той ситуации достойным врачом и человеком. Однако Виктория очень доверяла ему. Сэр Джеймс повторил, что постепенно королева отойдет от шока, вызванного смертью матери.

А между тем реакция королевы пугала всех при дворе и даже волновала правительство. Виктория после похорон упала в обморок. Она лишилась аппетита и сна, не могла заниматься делами, и проводила время, рассматривая вещи матери, читая ее дневники. Она мучилась и рыдала, пока Альберт не стал всерьез опасаться нервного срыва. Он никогда не подозревал, что нервная система его жены настолько ранима, не ожидал подобной реакции на смерть герцогини. Однако ни он, да и ни сама Виктория не понимали, что агония сожаления и потоки истеричных слез были выражением более глубоких чувств, чем горе по поводу утраты матери. Виктория привязалась к матери слишком поздно в своей жизни, и ее привязанность была вскормлена Альбертом, и ее поддерживала любовь матери к Альберту.