А. Сахаров (редактор) - Елизавета Петровна

– Я прошу прекратить этот разговор, – твёрдо и холодно сказала Анна, гордо обводя мужа и Шетарди негодующим взглядом выразительных чёрных глаз. – Для всех нас будет лучше, если вы, маркиз, сразу приучите себя видеть во мне не женщину, а товарища, готового делить с вами все труды, заботы и опасности ради желанной цели. Так не будем же тратить время попусту на любезности и комплименты. У нас много чего порассказать вам, но много и такого, о чём надо расспросить. Придётся начать с грустных новостей: моя незабвенная подруга, виконтесса де Вентимиль, скоропостижно скончалась.

– Как? – воскликнул Шетарди. – Но я ещё только на днях получил известие, что виконтесса в прошлом месяце благополучно разрешилась от бремени сыном Людовиком?

– Да, но потом вдруг сразу ей стало плохо, и она свернулась в несколько часов. Её смерть вызвала большие пересуды… Говорили про отравление… молва подозревала кардинала Флери. Но разве можно знать что-нибудь?

– Бедная Полетт! – с чувством сказал Шетарди – Ведь я знал её ещё маленькой девочкой! Такая умница, такая очаровательная. Она была достойна лучшей участи.

– Что же делать! – грустно сказал Суврэ, –

Жанна только отмахнулась от Анри, а Шетарди, знавший слабость Суврэ к цитатам, улыбнулся.

– Бедный король! – сказал он. – Он, наверное, страшно огорчён?

– Эх, что такое королевская скорбь! – с горечью ответила Жанна. – Ну да, в первое время он так тосковал, что боялись за его рассудок. Мы уже были готовы ехать, но его величество ни за что не хотел отпустить Анри – ведь Суврэ обладает даром быстро и успешно утешать его величество… Впрочем, на этот раз помощь пришла со стороны де Майльи. Она показала королю свою третью сестру, герцогиню де Лораге, и его величество сразу же сказал, что последняя очень напоминает ему покойную, а потому… Теперь он опять вкушает сладость тихого семейного счастья под эгидой двух любящих сестёр…

– А что представляет собой герцогиня?

– О, это – полное ничтожество; хорошенький, но глуповатый зверёк…

– Но в таком случае со смертью Полетт политика Франции по отношению к России может сильно измениться? – встревожился Шетарди.

– Я сама боялась этого, – ответила Жанна, – но перед отъездом я виделась с кардиналом Флери по его приглашению и много говорила. Кардинал очень склонен всеми силами содействовать воцарению Елизаветы Петровны; он хочет одного, чтобы это не требовало у Франции больших затрат, так как и без того Швеция стоит ей очень дорого…

– Однако ведь такие дела не делаются без денег! – заметил посол.

– Разумеется, об этом и говорить нечего. Но сам король несравненно более склонен к великодушной щедрости, чем его министр. Через Луизу де Майльи я всегда могу оказать некоторое давление на его величество. Впрочем, об этом мы поговорим в своё время, теперь же я приступлю к той части, которая непосредственно касается меня.

– Я слушаю вас, сударыня! – произнёс Шетарди.

– Я не хочу, чтобы между нами оставалось что-нибудь неясное, недоговорённое. Когда я отправлялась сюда, то кардинал просил меня исследовать положение вещей и тайно от вас, маркиз, сообщить правительству всю правду. Я, разумеется, согласилась, но тут же решила, что такую тёмную роль я играть не буду. Конечно, я – русская и пламенная приверженица цесаревны; я всё готова сделать для её торжества и унижения её и моих врагов, но даже в том случае, когда я увижу, что здесь не всё так делается, как следовало бы, я прежде всего пойду к вам, маркиз, и постараюсь убедить вас в допущенной ошибке и в необходимости исправить её. Заметьте, что даже в случае вашего упорства я не прибегну к доносам и наговорам, и если мне не удастся действовать с вами сообща, то я первая скажу вам об этом. Я сказала вам всё это, маркиз, только потому, что вы, наверное, видели во мне нечто нежелательное. Ни с того ни с сего полномочному послу присылают какую-то сомнительную особу, с которой ещё надо считаться! Но, надеюсь, теперь вы верите мне, что со мной надо считаться только как с патриоткой!

Шетарди встал, подошёл к Жанне и с искренним уважением поцеловал ей руку.

– Я очень надеюсь, что у нас с вами никогда не возникнет никакого разногласия, и выражаю вам своё восхищение и глубочайшее уважение к той рыцарской прямоте и искренности, с которой вы сразу разрубили вопрос. Да, я несколько опасался вашего приезда, но не потому, что вы – «какая-то сомнительная особа», а именно потому, что вы – патриотка, тогда как и я – патриот. Я не могу действовать для России бескорыстно, хотя в некоторых депешах явно сквозила тенденция нашего правительства к сумасбродной рыцарственности. Я искренне желаю добра России, но интересы Франции для меня всё-таки на первом плане.

– Ну, в этом отношении я, разумеется, ваш первый друг, – заметил Суврэ. – Я считал бы недостойным любимой женщины, если бы она отреклась от своей родины, но и сам отрекаться не собираюсь от своей. Впрочем, всё это – академические рассуждения. Перейдём к деловой сути. Я привёз вам, маркиз, верительные грамоты, причём кардинал на словах просил меня передать вам, что ни малейшие отступления от этикета не должны быть допущены. Грамоты должны быть вручены малолетнему императору или никому.

– Я уже сообщал кардиналу, каких затруднений надо ждать из такого положения вещей!

– Совершенно верно, но тут уж ничего не поделаешь. Затем французское правительство хочет, чтобы всякие денежные услуги, оказываемые вами цесаревне, являлись вашим личным делом…

– Но позвольте, я не настолько богат…

– Вы не поняли меня! Никто не требует, чтобы вы ссужали её высочество деньгами из личных средств. Просто, во избежание разных нежелательных осложнений, каждый раз, когда вы будете передавать цесаревне какую-нибудь сумму, вы должны говорить, что эти деньги раздобыли вы лично…

– Надо вам сказать, – вмешалась Жанна, – что Елизавета Петровна, поскольку я её знаю, очень легкомысленна. Кроме того, Франции, как государству, будет неудобно требовать возмещения затрат. Таким образом, если наши планы осуществятся, то частному лицу будет гораздо легче получить обратно деньги.

– Кроме того, – продолжал Суврэ, – и в депешах вы должны по возможности обходить этот вопрос. Чем меньше будет упоминаться об этом, тем лучше. С этой целью наше правительство наметило себе в Петербурге агента, которого никто – а прежде всего он же сам – не заподозрит в политической миссии. Тот же купец, который приехал сюда по торговым делам и привёз вам, маркиз, известие о нашем прибытии, известил молодого де Мань, чтобы он пришёл сюда сегодня вечером.