Михаил Загоскин - Юрий Милославский, или Русские в 1612 году

Тем из читателей наших, которым не удалось постоянно жить в деревне и видеть своими глазами, как наши низовые крестьяне угощают друг друга, без сомнения покажется невероятным огромное количество браги и съестных припасов, которые может поместить в себе желудок русского человека, когда он знает, что пьет и ест даром. Но всего страннее, что тот же самый человек, который съест за один прием то, чего какой-нибудь итальянец не скушает в целую неделю, в случае нужды готов удовольствоваться куском черного хлеба или небольшим сухарем и не поморщится, запивая его плохой колодезной водою. В храмовые праздники церковный причет обходит обыкновенно все домы своего селения; не зайти в какую-нибудь избу – значит обидеть хозяина; зайти и не поесть – обидеть хозяйку; а чтоб не обидеть ни того, ни другого, иному церковному старосте или дьячку придется раз двадцать сряду пообедать. Это невероятно, однако ж справедливо, и мы должны были сделать это небольшое отступление для того, чтоб заметить нашим читателям, что нимало не погрешаем против истины, заставив гостей приказчика почти беспрерывно целый день пить, есть и веселиться.

Но не все гости веселились. На сердце запорожца лежал тяжелый камень: он начинал терять надежду спасти Юрия. Напрасно старался он казаться веселым: рассеянные ответы, беспокойные взгляды, нетерпение, задумчивость – все изобличало необыкновенное волнение души его. К счастью, прежде чем хозяин мог это заметить, одна счастливая мысль оживила его надежду; взоры его прояснились, он взглянул веселее и, обращаясь к приказчику, сказал:

– Знаешь ли что, хозяин? Если мне нельзя побывать на боярском дворе, то не можно ли заглянуть на конюшню?

– Нельзя, любезный! Я должен быть при тебе неотлучно; а ты видишь, у меня гости. Да что тебе вздумалось?

– А вот что: помнишь, ты говорил мне о вороном персидском аргамаке? Меня раздумье берет. Хоть я и люблю удалых коней, ну да если он в самом деле такой зверь, что с ним и ладу нет?

– Да, брат, больно лих.

– Вот то-то, чтоб маху не дать. Если мне самому нельзя идти на конюшню, то хоть его вели сюда привести.

Приказчик задумался.

– Привести-то можно, – сказал он, наконец, – но уговор лучше денег: любуйся им как хочешь, но верхом не садись.

– Да как же я узнаю: годится ли он для меня, или нет? Позволь на нем по улице проехать.

– Нет, дорогой гость, нельзя.

– Нельзя так нельзя, вели хоть так привести.

– Андрюшка! – сказал приказчик одному молодому парню, который прислуживал за столом. – Сбегай, брат, на конный двор да вели конюхам привести сюда вороного персидского жеребца.

Кирша, поговорив еще несколько времени с хозяином и гостьми, встал потихоньку из-за стола; он тотчас заметил, что хотя караул был снят от ворот, но зато у самых дверей сидел широкоплечий крестьянин, мимо которого прокрасться было невозможно. Запорожец отыскал свою саблю, прицепил ее к поясу, надел через плечо нагайку, спрятал за пазуху кинжал и, подойдя опять к столу, сел по-прежнему между приказчиком и дьяком. Помолчав несколько времени, он спросил первого: весело ли ему будет называться дедушкою?

– Как же! – отвечал приказчик. – Я и сплю и вижу, чтоб завестись внучатами. Пора – шестой десяток доживаю.

– А что бы ты хотел для первой радости, – продолжал запорожец, – внука или внучку?

– Вестимо, внука! Девка – товар продажный: не успеет подрасти, ан, глядишь, и сбывай с рук.

– А я, прошу не погневаться, – сказал дьяк, – хочу не внука, а внучку.

– А почему так? – спросил хозяин.

– Да так! Скоро ли от внука-то детей дождешься? Дедом быть весело, а прадедом еще веселее.

– Не успел дочери выдать, да уж о правнуках думаешь! Пустое, сват: дай господи внука!

– Пошли господи внучку!

– Так не будет же по-твоему!

– Ан будет! и если святые угодники услышат грешные мои молитвы…

– Послушайте, господа честные, – перервал Кирша, – ну, если я услужу вам обоим?

– Как так? – спросили вместе дьяк и приказчик.

– А вот как: если я захочу, то молодая родит двойни – мальчика и девочку.

– То-то бы знатно! – вскричал приказчик. – Я стал бы лелеять внука…

– А я нянчить внучку! – примолвил дьяк. – Да не издеваешься ли ты над нами?

– Право, нет! Послушай, хозяин, – продолжал Кирша вполголоса, – припаси мне завтра крупичатой муки да сотового меду, я изготовлю пирожок, и как молодые его покушают, то чрез девять месяцев ты с внуком, а он с внучкою.

– Неужто в самом деле? – вскричал приказчик.

– Уж я вам говорю. Припасите две зыбки да приискивайте имена для новорожденных.

– Я назову внука Тимофеем, в честь боярина, – сказал приказчик.

– А я внучку – Анастасией, в честь боярышни, – примолвил дьяк.

– Так за здравие Тимофея и Анастасьи! – возгласил торжественно Кирша, приподняв кверху огромный ковш с брагою. – Многие лета!

– Многие лета! – воскликнули все гости.

– Ах ты родимый! – сказал приказчик, обнимая запорожца. – Чем не отслужить тебе? Послушай-ка: если я к трем боярским корабленикам прибавлю своих два… три… ну, куда ни шло!.. четыре алтына…

– Нет, хозяин, не такое дело: за это мне денег брать не велено; а если хочешь меня потешить, так не пожалей завтра за обедом романеи.

– И вишневки, и романеи, и фряжского вина… и что твоей душеньке угодно будет!

– Ой ли так? Ладно же, хозяин, – по рукам!

– По рукам, любезный! Постой-ка: вот, кажется, и Вихря привели… Что за конь!

Кирша и все гости встали из-за стола и вышли вслед за хозяином на улицу. Два конюха с трудом держали под уздцы вороного жеребца. Он был среднего роста, но весьма красив собою: волнистая грива, блестя как полированный агат, опускалась струями с его лебединой шеи; он храпел, взрывал копытом землю, и кровавые глаза его сверкали, как раскаленное железо. При первом взгляде на борзого коня Кирша вскрикнул от удивления; забилось сердце молодецкое в груди удалого казака; он забыл на несколько минут все свои намерения, Милославского, самого себя, – и в немом восторге, почти с подобострастием смотрел на Вихря, который, как будто бы чувствуя присутствие знатока, рисовался, плясал и, казалось, хотел совсем отделиться от земли.

– Ну, что? – спросил приказчик, – не правду ли я тебе говорил? Смотреть любо, знатный конь!.. А на что он годится?

– Почему знать, хозяин? Мы и не таких зверей умучивали, и если б ты дозволил мне дать на нем концов десяток вдоль этой улицы, так, может статься…

– Нет, любезный, помни уговор.

– Да чего ты боишься?

– Как чего? Бог весть, что у тебя на уме. Как вздумаешь дать тягу, так куда мне будет деваться от боярина?

– Тьфу пропасть! Да на кой черт мне тебя обманывать? Ведь послезавтра я волен ехать куда хочу?

– То дело другое, приятель! Послезавтра, пожалуй, я сам тебя подсажу, а теперь – ни, ни!..