Михаил Загоскин - Юрий Милославский, или Русские в 1612 году

– Ну, что, чуешь ли что-нибудь? – спросил с нетерпением Омляш.

– Да, да, – отвечал запорожец, – дело идет порядком, только торопиться не надобно. Я примусь теперь копать землю, а вы стойте вокруг за чертою; да смотрите не шевелитесь! К этому кладу большой караул приставлен: не легко он достанется.

– А что, – спросил робким голосом земский, – уж не будет ли какого демонского наваждения?

– Не без того-то, любезный, – отвечал Кирша важным голосом. – Лукавый хитер, напустит на вас страх! Смотрите, ребята, чур не робеть! Что б вам ни померещилось, стойте смирно, а пуще всего не оглядывайтесь назад.

– Что за вздор! – сказал Омляш, взглянув подозрительно на Киршу. – Я никогда не слыхивал, чтоб он – наше место свято – показывался по утрам, когда уж петухи давным-давно пропели!

– Не слыхал, так другие от тебя услышат. Становитесь же в кружок, не говорите ни слова, смотрите вниз, а если покажется из земли огонек, тотчас зачурайтесь.

Наблюдая глубокое молчание, все стали кругом Кирши, который, пошептав несколько минут, принялся копать с большими расстановками.

– Чу! – шепнул Омляш земскому, – слышишь ли?..

– Ради бога молчи! – отвечал земский дрожащим голосом.

– Тс!.. что вы? Ни гугу! – сказал запорожец, погрозив пальцем.

Шум час от часу приближался и становился внятнее.

– Я слышу голоса! – примолвил Омляш, посматривая с беспокойным видом вокруг себя. – Эй ты, колдун!..

– Тс!..

– Если ты завел нас в какую-нибудь засаду, то…

– Тс!..

– Уймешься ли ты? – сказал Томила, толкнув его локтем.

– К нам, точно, подъезжают! – вскричал Омляш, вынув из-за пояса большой нож.

– Эх, братец, перестань! – шепнул Удалой, – это нам мерещится…

Земский не говорил ни слова; он не смел пошевелить губами и стоял как вкопанный.

– Слушайте, ребята, – сказал Кирша, перестав копать, – если вы не уйметесь говорить, то быть беде! То ли еще будет, да не бойтесь, стойте только смирно и не оглядывайтесь назад, а я уже знаю, когда зачурать.

Омляш замолчал и, устремив проницательный взор на запорожца, следил глазами каждое его движение.

Между тем из-за кустов показался казак, за ним другой… там третий…

– Ну, ребята! – сказал запорожец, – дело идет к концу; стойте крепко!.. Малыш, сюда!..

– Измена!.. – вскричал Омляш, схватив за ворот Киршу. Он ударил его оземь и, нанеся над ним нож, сказал: – Если кто-нибудь из них тронется с места…

Вдруг раздался ружейный выстрел… Омляш вскрикнул, хотел опустить нож, направленный прямо в сердце запорожца, но Кирша рванулся назад, и разбойник, захрипев, упал мертвый на землю. Удалой и Томила выхватили сабли, но в одно мгновение, проколотые дротиками казаков, отправились вслед за Омляшем.

В продолжение этой минутной суматохи земский не смел пошевелиться и, считая все это дьявольским наваждением, творил про себя, заикаясь от страха, молитву. Когда ж, по знаку запорожца, двое казаков принялись вязать ему руки, он не вытерпел и закричал, как сумасшедший:

– Чур меня! чур! наше место свято!..

– Что ты горло-то дерешь! – сказал Кирша, – от этих чертей ни крестом, ни пестом не отделаешься.

– Что ж это такое?.. – спросил земский, поглядывая вокруг себя как помешанный. – Омляш!.. Удалой! Томила!..

– Полно орать, никого не докличешься; мы с ними разделались, теперь очередь за тобою.

– Ах, батюшки-светы! Так мы попались в засаду?..

– Не погневайся! Ребята, веревку ему на шею да на первую осину!

– Помилуй! – закричал земский, – что я тебе сделал?

– А разве вы не хотели меня повесить? долг платежом красен.

– Не я, видит бог, не я: это все Омляш! Я ни слова не говорил!..

– Добро, добро! тебя не переслушаешь. Проворней, ребята!

– Взмилуйся! – заревел земский, растянувшись в ногах запорожца. – Таскай меня, бей… вели отодрать плетьми, делай со мной что хочешь… только будь отец родной: отпусти живого.

Уродливая фигура земского, его отчаянный вид, всклокоченная рыжая борода, растрепанные волосы – одним словом, вся наружность его казалась столь забавною казакам, что они, умирая со смеху, не слишком торопились исполнять приказания начальника.

Один добрый Алексей сжалился над несчастным ярыжкою.

– Не губи его души, – сказал он Кирше, – бог с ним!..

– Пустое, брат, – отвечал запорожец, мигнув Алексею, – тащите его!.. иль нет!.. постой!.. Слушай, рыжая собака! Если ты хочешь, чтоб я тебя помиловал, то говори всю правду; но смотри, лишь только ты заикнешься, так и петлю на шею! Жив ли Юрий Дмитрич Милославский?

– Жив, батюшка! видит бог, жив!

– Неужто в самом деле? – вскричал Алексей.

– Где он теперь? – продолжал Кирша.

– В Муромском лесу, на хуторе у боярина Тимофея Федоровича.

– Доведешь ли ты нас туда?

– Доведу, кормилец! доведу!

– Поможешь ли нам выручить Юрия Дмитрича?

– Помогу, отец мой, помогу!

– А где теперь дочь боярина Шалонского, Анастасия Тимофеевна?

– Не знаю, батюшка!

– Не знаешь?

– Как бог свят, не знаю; а слышал только, что батюшка отвез ее в какой-то монастырь под Москву, в котором игуменья приходится ей теткою.

– Много ли у боярина на хуторе холопей?

– Много, батюшка: за сотню будет.

– За сотню?.. Правду ли ты говоришь?

– Сущую правду, кормилец! всех по пальцам перечту: Гаврила, Антон, Федот, Кондратий…

– Верю, верю… Ах, черт возьми! так дело-то трудновато!.. тут на силу не возьмешь…

– Уж я вам помогу, – перервал земский, – только отпустите меня живого; я все тропинки в лесу знаю и доведу вас ночью до самого хутора, так что ни одна душа не услышит.

– Хорошо, господин ярыжка! – сказал Кирша. – Если мы выручим Юрия Дмитрича, то я отпущу тебя без всякой обиды; а если ты плохо станешь нам помогать, то закопаю живого в землю. Малыш, дай ему коня да приставь к нему двух казаков, и если они только заметят, что он хочет дать тягу или, чего боже сохрани, завести нас не туда, куда надо, так тут же ему и карачун! А я между тем сбегаю за моим Вихрем: он недалеко отсюда, и как раз вас догоню.

– На коня, добрые молодцы! – закричал Малыш. – Эй ты, рыжая борода, вперед!.. показывай дорогу!.. Ягайло, ступай возле него по правую сторону, а ты, Павша, держись левой руки. Ну, ребята, с богом!..

Знаменитые в народных сказках и древних преданиях дремучие леса Муромские и доныне пользуются неоспоримым правом – воспламенять воображение русских поэтов. Тот, кому не случалось проезжать ими, с ужасом представляет себе непроницаемую глубину этих диких пустынь, сыпучие пески, поросшие мхом и частым ельником непроходимые болота, мрачные поляны, устланные целыми поколениями исполинских сосен, которые породились, взросли и истлевали на тех же самых местах, где некогда возвышались их прежние, современные векам, прародители; одним словом, и в наше время многие воображают Муромские леса