Михаил Загоскин - Юрий Милославский, или Русские в 1612 году

Рыдания прерывали слова его; он покрывал поцелуями руки и ноги Юрия, который, казалось, не мог еще образумиться от этого нечаянного появления и не понимал сам, что с ним делалось.

– Добро, будет, Алексей! – сказал запорожец. – Успеешь нарадоваться и нагореваться после; теперь нам не до того. Ребята! проворней сбивайте с него цепи… иль нет… постой… в этой связке должны быть от них ключи.

Кирша не ошибся: ключи нашлись, и через несколько минут, ведя под руки Юрия, который с трудом переступал, они вышли вон из погреба.

– Алексей, – сказал запорожец, – выведи поскорей своего господина на свежий воздух, а мы тотчас будем за вами. Ну, бояре, – продолжал он, – милости просим на место Юрия Дмитрича; вам вдвоем скучно не будет; вы люди умные, чай, есть о чем поговорить. Эй, молодцы! пособите им войти в покой, в котором они угощали боярина Милославского.

Туренин хотел что-то сказать, но казаки, не слушая его, втолкнули их обоих в погреб, заперли дверь и когда выбрались опять в церковь, то принялись было за плиту; но Кирша, не приказав им закрывать отверстия, вышел на паперть. Казалось, чистый воздух укрепил несколько изнуренные силы Милославского. Они дошли без всякого препятствия до ворот, подле которых стояли на часах двое казаков и лежал убитый караульный; а на плотине, шагах в десяти от стены, дожидались с лошадьми остальные казаки и земский. Алексей при помощи других посадил Юрия на лошадь, и вся толпа вслед за земским, который ехал впереди между двух казаков, переправясь в глубоком молчании через плотину, пустилась рысью вдоль просеки, ведущей к болоту.

Проехав версты четыре на рысях, Кирша приказал своим казакам остановиться, чтоб дать отдохнуть Милославскому, который с трудом сидел на лошади, несмотря на то что с одной стороны поддерживал его Кирша, а с другой ехал подле самого стремя Алексей.

– Отдохни, боярин, – сказал запорожец, вынимая из сумы флягу с вином и кусок пирога, – да на-ка хлебни и закуси чем бог послал. Теперь надо будет тебе покрепче сидеть на коне: сейчас пойдет дорога болотом, и нам придется ехать поодиночке, так поддерживать тебя будет некому

Юрий, не отвечая ни слова, схватил с жадностью пирог и принялся есть.

– Ну, Юрий Дмитрич, – продолжал Кирша, – сладко же, видно, тебя кормили у боярина Кручины! Ах сердечный, смотри, как он за обе щеки убирает!.. а пирог-то вовсе не на славу испечен.

– Душегубцы! – сказал Алексей. – Чтоб им самим издохнуть голодной смертью!.. Кушай, батюшка! кушай, мой родимый! Разбойники!

– На-ка, выпей винца, боярин, – прибавил Кирша. – Ах, господи боже мой! гляди-ка, насилу держит в руках флягу! эк они его доконали!

– Басурманы! антихристы! – вскричал Алексей. – Чтоб им самим весь век капли вина не пропустить в горло, проклятые!

Утолив несколько свой голод, Юрий сказал довольно твердым голосом.

– Спасибо, добрый Кирша; видно, мне на роду написано век оставаться твоим должником. Который раз спасаешь ты меня от смерти?..

– И, Юрий Дмитрич, охота тебе говорить! Слава тебе господи, что всякий раз удавалось; а как считать по разам, так твой один раз стоит всех моих. Не диво, что я тебе служу: за добро добром и платят, а ты из чего бился со мною часа полтора, когда нашел меня почти мертвого в степи и мог сам замерзнуть, желая помочь бог знает кому? Нет, боярин, я век с тобой не расплачусь.

– Но как ты узнал о моем заточении?.. Как удалось тебе?..

– На просторе все расскажу, а теперь, чай, ты поотдохнул, так пора в путь. Если на хуторе обо всем проведают да пустятся за нами в погоню, так дело плоховато: по болоту не расскачешься, и нас, пожалуй, поодиночке всех, как тетеревей, перестреляют.

– Небось, Кирила Пахомыч, – сказал Малыш, – без бояр за нами погони не будет; а мы, хоть ты нам и не приказывал, все-таки вход в подземелье завалили опять плитою, так их не скоро отыщут.

– Эх, брат Малыш, напрасно! Ну, если их не найдут и они умрут голодной смертью?

– Так что ж за беда? Туда им и дорога! Иль тебе их жаль?

– Не то чтоб жаль; но ведь, по правде сказать, боярин Шалонский мне никакого зла не сделал; я ел его хлеб и соль. Вот дело другое – Юрий Дмитрич, конечно, без греха мог бы уходить Шалонского, да на беду у него есть дочка, так и ему нельзя… Эх, черт возьми! кабы можно было, вернулся бы назад!.. Ну, делать нечего… Эй вы, передовые!.. ступай! да пусть рыжий-то едет болотом первый и если вздумает дать стречка, так посадите ему в затылок пулю… С богом!

Доехав до топи, все казаки вытянулись в один ряд. Земский ехал впереди, а вслед за ним один казак, держащий наготове винтовку, чтоб ссадить его с коня при первой попытке к побегу. Они проехали, хотя с большим трудом и опасностию, но без всякого приключения, почти всю проложенную болотом дорожку; но шагах в десяти от выезда на твердую дорогу лошадь под земским ярыжкою испугалась толстой колоды, лежащей поперек тропинки, поднялась на дыбы, опрокинулась на бок и, придавя его всем телом, до половины погрузилась вместе с ним в трясину, которая, расступясь, обхватила кругом коня и всадника и, подобно удаву, всасывающему в себя живую добычу, начала понемногу тянуть их в бездонную свою пучину.

– Батюшки, помогите! – завопил земский. – Погибаю… помогите!..

Казаки остановились, но Кирша закричал:

– Что вы его слушаете, ребята? Ступай мимо!

– Отцы мои, помогите! – продолжал кричать земский. – Меня тянет вниз!.. задыхаюсь!.. Помогите!..

– Эх, любезный! – сказал Алексей, тронутый жалобным криком земского, – вели его вытащить! ведь ты сам же обещал…

– Да, – отвечал хладнокровно Кирша, – я обещал отпустить его без всякой обиды, а вытаскивать из болота уговора не было.

– Послушай, Кирша Пахомыч, – примолвил Малыш, – черт с ним! ну что? уж, так и быть, прикажи его вытащить.

– Что ты, брат! ведь мы дали слово отпустить его на все четыре стороны, и если ему вздумалось проехаться по болоту, так нам какое дело? Пускай себе разгуливает!

– Бога ради, – вскричал Милославский, – спасите этого бедняка!

– И, боярин! – отвечал Кирша, – есть когда нам с ним возиться; да и о чем тут толковать? Дурная трава из поля вон!

– Слышишь ли, как он кричит? Неужели в тебе нет жалости?

– Нет, Юрий Дмитрич! – отвечал решительным голосом запорожец. – Долг платежом красен. Вчера этот бездельник прежде всех отыскал веревку, чтоб меня повесить. Рысью, ребята! – закричал он, когда вся толпа, выехала на твердую дорогу.

Долго еще долетал до них по ветру отчаянный вопль земского; громкий отголосок разносил его по лесу – вдруг все затихло. Алексей снял шапку, перекрестился и сказал вполголоса:

– Успокой, господи, его душу!

– И дай ему царево небесное! – примолвил Кирша. – Я на том свете ему зла не желаю.