Николай Задорнов - Цунами

– Да или нет? – заревел коммодор.

– Наиболее вероятно: русские заключили соглашение о подписании договора в ближайшем будущем. Сиогун умер. Русским сказали это японские послы.

Коммодора трясло от нетерпения и гнева. Он как в припадке тропической лихорадки. Большое белое лицо его покрылось красными пятнами. Он явился с такой мощью и так твердо заявил… А хитрые казаки извлекли выгоду из его решительной и честной агрессии…

До того он в Шанхае не помнил себя от бешенства, узнав, что Путятин забрал уголь с его склада. Старый Бруин перед отходом в Японию приказывал скупать запасы угля всюду, где только возможно.

– Казаки украли мой уголь! – кричал коммодор.

Оказалось, что еще на пути в Японию, в Шанхае Путятин получил восемьдесят тонн угля с американского склада. Американский консул в Шанхае был одновременно русским представителем. Со складов дружественной Америки восемьдесят тонн угля из неприкосновенного запаса, завезенного в Шанхай коммодором Перри, были загружены в трюмы паровой шхуны «Восток».

– На моем угле? Они пошли и обогнали меня… Уже договорились о подписании договора! Не хочу верить, что подписали. А я еще не получил ответа. Проклятые казаки! Они всегда извлекают себе выгоду из чужой агрессии. Немедленно в Японию!

Перри решил, что надо возвращаться в Японию. Не беда, что умер сиогун и, как уверяют русские, сейчас будто бы японцы не станут заниматься делами.

«Ах, лжецы! Русским сказали, а мне не сказали о смерти государя! Скрыли! А еще твердили всем по очереди, что очень боятся русских! Такова их готовность дружить! Таково их гостеприимство! Надо возвращаться… Зимой! А не весной! И заставить их заниматься делом! Сразу лицом к лицу поставить с американскими требованиями молодого сиогуна, независимо от того, взошел он на престол или еще нет. Не допускать, чтобы кто-то опередил нас!»

Перри требовал узнать, кто служит у Путятина переводчиком. Кто переводит его хитрые речи японцам?

Коммодор давно подозревал, что с Путятиным под чужим именем явился Зибольд. Несмотря на всемирно известное имя голландского ученого, Перри отказал, не взял его с собой, как русского шпиона. Вот теперь доказано, что Перри прав!

Русские не достигли бы успеха, не будь с ними Зибольда, знающего японский язык и японские обычаи! А кто-то там, у них, на русской эскадре все знает! Конечно, Зибольд!

Собирали сведения через англичан, дружественных адмиралу Путятину, и через американцев, также через американского консула, уполномоченного фирмы Рассел в Шанхае. В его доме, приезжая в Шанхай, останавливался Путятин.

Фирма Рассел одна из самых уважаемых всеми европейцами и китайскими компрадорами и мандаринами. Влияние ее на все шанхайские дела огромно. Все заслуги в этом принадлежат господину Канингхаму. Американским купцам в Шанхае невозможно обходиться без его советов и содействия.

Фирма Рассел торговала в Китае давно, хорошо себя зарекомендовала и брала для продажи товары от Российско-Американской компании, торговым кораблям которой, по требованиям англичан, китайцы не позволяли приходить в свои порты. У Путятина, оказалось, векселя на банк Ротшильда в Париже. По этим векселям Канингхам и другие американцы и англичане оплачивают все счета Путятина, и в деньгах у него нет недостатка.

Перри почувствовал, что кругом шпионы. Зибольд – шпион. Перри помнил, как Адамсу и Бучанану японцы сами рассказывали в заливе Эдо, что у Путятина есть высокий голландец, очень важный сенсе – капитан, отлично говорит по-голландски. Кто это? Конечно, это полковник генерального штаба голландской колониальной армии, немец по происхождению, ученый знаток Японии, сам Зибольд! Проклятые немцы!

– Это Зибольд? – спрашивал у японцев Адамс.

Японцы, как всегда, соглашались и кивали головами.

Перри клялся, что настоит в Вашингтоне, напишет туда, потребует, чтобы Канингхама убрали из Шанхая. Но… проклятая демократия! Он завидовал на этот раз порядкам в империи казаков, где каждого можно сшибить быстро, если не согласен или упрямствует.

Он, он выдал Путятину уголь! Шпионы всюду! Вся Япония населена шпионами. Весь Петербург, где сам царь шпионит! И весь Шанхай, где всех продают за векселя Ротшильда.

На Ближнем Востоке грянула война! Наконец-то! Русская эскадра еще не проходила в Японию. Получив известие о начавшейся войне с Турцией, она пошла к себе в Сибирь. Руки у коммодора Перри были развязаны. Турция – ловушка для России. Теперь русские шпионы не страшны.

Решено было не жалеть никаких средств – денег, золотых вещей, часов, духов и шампанского – на подарки и на угощение чиновников и переводчиков. Надо знать, что там у них происходит, в закрытой империи.

Эскадра Перри в заливе Эдо. На этот раз вошло шесть кораблей. Привезли подарки для императора: узкоколейную железную дорогу, паровоз с вагонами, книги по медицине и географии. На берегу провели телеграф. Японский чиновник и ученый из округи Идзу мчался верхом на небольшом паровозе, и его халат так раздувался на ветру, что дайкан [56]походил на дракона.

Японцам объясняли, что в знак дружбы пришли раньше, чем предполагали. Что присылка больших пароходов с самой современной артиллерией, выбранных из тысяч таких же, которые есть у Америки, это тоже ради дружбы. Грозный Перри хотел бы схватить за ворот главного японского посла да прикрикнуть гневно: «Что вы им, обманщики, обещали?»

Договор Японии с Америкой был подписан. Философ и поэт из Китая получил массу посвященных ему стихов от японских знакомых. Главный посол Японии, Хаяси Дайгаку но ками, уполномоченный императором для подписания договора, на банкете на борту корабля «Поухатан» горячо сказал коммодору Перри:

– Японцы и американцы – одно сердце!

Хаяси возглавляет Управление Наук в государстве.

Его титул «Дайгаку но ками» означает «Защитник академии». Или «Воевода академии», так можно перевести. Или «Князь Управления Наук». Ему разрешено читать голландские книги, он изучает европейскую философию, знакомится с новостями техники и медицины, дает указания, как лучше лечить вельмож, стоящих во главе государства. Конечно, и самого сиогуна.

Японские художники опять рисовали знаменитого Метью Колбрайта Перри.

Он светел лицом и волосами. Белое, тяжелое и длинное лицо с хорошими челюстями немного тяжеловато. Голубовато-серые открытые глаза, привыкшие смотреть серьезно, как при отдаче приказания. Посылал ли коммодор на виселицу или награждал милостями, он всегда сохранял серьезное спокойствие.

Сейчас он улыбался, как хирург с белым лицом после тяжелой операции, которую он проделал больному, и снисходительно принимал благодарности родных больного и комплименты своих коллег.