Николай Задорнов - Цунами

Путятин был в Осака.

Перри – в Эдо.

Путятин, который так мирно вел себя в Нагасаки, вдруг пошел в Осака. Делается вид, что это ошибка, но обращено на это внимание. С одним кораблем он мог наделать неприятностей больше для всего будущего Японии, чем Перри с эскадрой пароходов. Он напоминал японцам, что в стремлении избежать несправедливостей они могут обратить свой взгляд к исконному и святому и что он, Путятин, сам верит в их традиции и чтит святость, которую они чтят.

Кавадзи мог наделать России неприятностей на Сахалине, заняв там территории. А Путятин желал подорвать в Японии государственное устройство.

Тихий и дружественный посол, который всегда советуется с богом, вдруг совершил поступок, подобный революции. «Если об этом узнает страна, народ, самураи, даймио? Уже знают многие. Вот что может означать вмешательство иностранцев во внутреннюю жизнь Японии. Поход Путятина в Осака – это призыв к бунту. Да, можно так понять. Но мозги наших вельмож размягчены бездействием и наслаждениями. Они не понимают этого. Ослабли в эпоху Эдо от изобилия и благоустройства. Только канцлер Абэ, кажется, все понял! Перемены в стране неизбежны».

Кавадзи настаивал разрешить ремонт в удобной бухте. Нет, не только это! Абэ Исе но ками взглянул на дело шире. Надо учиться. Вот они о чем там думают. Предоставить наилучшую бухту. Учение и бешеное вооружение. Их там уж не беспокоят договора и границы? Вот откуда их кажущееся безразличие.

Кавадзи, конечно, допустил оплошность, не угадав всей значительности дела, которое возлагается на него. Абэ Исе но ками, конечно, приглашал в замок Эгава Тародзаэмона и выслушал его мнение. Эгава Тародзаэмон опережает Саэмона но джо? Он выходит на высшее место? За наукой и за машиной будущее.

В храме Гёкусэнди на последующих заседаниях еще долго спорили по всем пунктам договора. Путятин просил поспешить, шел на уступки, потом отказывался от них и снова спорил. Он, как всегда, к одному и тому же возвращался по нескольку раз. Он говорил, что ему надо идти с «Дианой» в Хэда, а сам не уходил. День и ночь ручные машины работали на «Диане», откачивая воду из трюмов. А корабль все стоял на месте.

Путятин сказал, что прервет деловые разговоры на три дня. Сегодня Сочельник, а завтра Рождество – христианские праздники, он не может в эти дни работать.

– Приезжайте, пожалуйста, к нам, – приглашал он Старика и Кавадзи.

Кавадзи сказал, что занят и не может праздновать. В эти дни губернатор должен казнить много воров. Им будут рубить головы, а некоторых отравлять ядом. Все чиновники должны принимать участие в разборе дел.

Ему бы хотелось поехать на корабль, он очень любил бывать в опрятной и просторной кают-компании среди гостеприимного общества офицеров, которые всегда вели разговоры на самые неожиданные и непривычные темы. Он любил салон и библиотеки адмирала и в глубине души чувствовал самое дружеское расположение к этим людям, с которыми отдыхал от вечного напряжения в своей среде. Но причина не в заботах местного управления. Он и не мог отправиться на христианский праздник без разрешения высшего правительства, хотя Путятин очень настойчиво и радушно приглашал его. Поэтому он помянул про грязь, преступления и казни, желая показать, что в эти дни у него нет никакого праздника, а, напротив, что очень тяжкие и грязные дни.

Через несколько дней на заседании, протянувшемся до самого вечера, дали разрешение шестерым русским остаться на берегу и жить в храме Гёкусэнди после того, как Путятин со всеми людьми уйдет на «Диане». В Гёкусэнди остается Посьет с переводчиком Гошкевичем и с охраной. Будут продолжать переговоры и подготавливать текст вместе с японским секретарем Накамура Тамея.

Еще пришли из столицы суда с рисом. Борцы с эдоского рынка, голые до пояса, с грудями, как у женщин, с рук на руки перекидывали плетенные из соломы мешки с рисом, выбрасывая их из джонки на борт русского корабля.

Скоро у русских Новый год и они опять выпрашивать станут продукты, чтобы было чем угощать в праздник. На Новый год Кавадзи поехал бы охотно на «Диану». Но его не приглашали. Вообще отношения что-то уж очень просты и без церемоний, естественны до неприличия.

Сын Эгава Тародзаэмона привез тушу кабана. Таков сын у Эгава! Ему шестнадцать лет, а он уже отважный охотник. Как он не похож на детей эдоских чиновников! Сердце Кавадзи болит, когда он вспоминает о своих мальчиках.

В Нираяма, в имении Эгава-отца, живет теперь американец Накахама Мандзиро, по новому закону снова ставший японцем. Когда он возвратился из Америки, еще при старом сиогуне, многие князья и вельможи желали увидеть его и поговорить. Необычайные сведения, привезенные им, распространялись в обществе. Наконец его потребовал к себе сам сиогун. Перед лицом Верхнего Господина подвешены были бамбуки, что означало, что простолюдин Накахама Мандзиро его не видит и не смеет, под страхом смерти, на него посмотреть.

Теперь Эгава Тародзаэмон выпросил этого японца себе. Накахама живет в горах Идзу. Эгава советуется с ним. Накахама обучает сына Тародзаэмона всему, чему сам научился в Америке.

Но что же старый князь Мито? Что он думает обо всем этом? Наверное, из-за него все ответы так долго задерживаются.

Тушу кабана, убитого Эгава-младшим, послали на военной джонке в подарок Путятину. Корабль «Диана» все стоит и не уходит. И не тонет, хотя уже были и шторм и ветер. Проходят дни, а залатанный фрегат не движется. Накамура Тамея ездит на «Диану» каждый день. Возвращаясь, он обо всем докладывает Старику и Кавадзи.

В городе зажгли огромную кучу мусора. На «Диане» засвистели дудки, капитан закричал в рупор, и люди забегали по кораблю, они там перепугались. Эбису спустили баркас и осторожно опускали на веревках в него какую-то машину. Сто матросов прибыли на берег на баркасе и на шлюпках.

На берег побежал Накамура Тамея с чиновниками управления и с полицейскими. Возвратившись, Накамура доложил, что русские решили, что в городе пожар, и привезли пожарную машину.

– Как они надоели! – сказал Кавадзи. – Когда же они уйдут? Им надо ремонтировать свой корабль, а они все хотят спасать японцев и везут на берег пожарную машину.

– Может быть, судно их не может идти? – спросил Саэмон но джо. Вопрос этот давно его тревожил.

Накамура Тамея ответил, что эбису говорят, что в море судно может продержаться на заплатах три дня.

Хохотали в этот вечер до упаду. Но у Кавадзи всегда есть в запасе тяжелые думы. За последнее время ему кажется, что японские чиновники приема русских как бы находятся в пренебрежении у высшего правительства. Казалось бы, все одарены халатами за служебные подвиги и распорядительность, но на самом деле это лишь вознаграждение за тревоги и ужас, испытанные во время землетрясения.