Георгий Марков - Соль земли

– Посмотрите, Никандр Николаевич, древесина далеко не высшего качества. Сучок идёт почти от земли.

– Мда! Впрочем, на карандашную дощечку пойдёт, – отозвался Хомутников.

«Губители! Отъявленные губители лесов! Ничем не проймёшь! Зря затеял я этот поход!» – с упавшим сердцем подумал Лисицын.

Дальше шли молча. Давно уже можно было выйти на берег, но Лисицын не спешил. Казалось ему, что синеозёрские кедровники не могут оставить равнодушными даже тех, кто всю свою жизнь обмерял леса, чтобы потом пустить их под вырубку. И Лисицын дождался своего.

– Какие леса! И чистота какая, хоть в орлянку играй! Смотрите, Никандр Николаевич, дерево к дереву, будто посажены человеческой рукой, – восторженно говорила Соловушкина.

– Отличные леса, Надежда Андриановна! – отозвался Хомутников. – И поглядите, почти от земли усыпаны шишками. А что, товарищ Лисицын, весь урожай собираете? – спросил Хомутников.

– Какой там весь! – с горечью воскликнул Лисицын. – Добываем только поблизости от берега. Вывозить не на чем. Катеров нету, на лодках сплавляем. Просили райпотребсоюз подмогу оказать, пока ни с места. Живём, как при купце Тихомирове!

Хомутников посочувствовал Лисицыну, но тут же, как бы спохватившись, сказал:

– А потому, товарищ Лисицын, живёте, как при царе Горохе, что нерентабельное это дело. Государству интереса в этом нет. Если б был этот интерес, давно и катера и прочая техника появилась бы!

– Ну, насчёт интереса подожди, земельный устроитель! Попробуй посчитай вначале! Я прибрасывал как-то на бумаге, и получается так: если собрать весь урожай кедровых лесов Улуюлья и переработать на масло, то каждому жителю Высокоярской области придётся его по пяти пудов на год.

– Подсчёт с потолка! – авторитетно заявил Хомутников.

– Нет, товарищ земельный устроитель, не с потолка. Вот придём на стан, так и быть, покажу я тебе всю свою бухгалтерию.

– Крайне интересно, товарищ Лисицын, познакомиться с вашими подсчётами, – с живостью отозвалась Соловушкина.

«Спасибо и за это на первый случай», – с надеждой подумал Лисицын и произнёс:

– Ну вот, любуйтесь, товарищи начальники! На Широкий плёс вышли.

Он уже стоял на кромке высокого берега, с которого открывался вид на прямой плёс реки Таёжной. Течение реки тут как бы замирало. Вода серебрилась, поблёскивала в своём спокойном величии. Крутые берега курчавились роскошными кронами кедров и сосен.

– И чем же знаменито это место? Красотой? Красота сама по себе в наше время, товарищ Лисицын, не самое главное… Польза! Вот в чём собака зарыта! – вставая рядом с Лисицыным, проговорил Хомутников.

– А наш брат, таёжник, любит живописные места! Поглядишь вот на такое местечко, и жить как-то легче становится, – вполне серьёзно сказал Лисицын, подумав про Хомутникова: «Чурбан бесчувственный!»

– Я согласна с вами, товарищ Лисицын! – поддержала его Соловушкина. – В самом деле, чудесная долина, Никандр Николаевич!

– Понятно, есть доля прелести, – уступил Хомутников.

– А польза этого места такая – скот сюда ходит, – сказал Лисицын. – Вот видите, в берегах промоины. По ним скот спускается к реке, пьёт воду, купается. Берега тут плотные, песчаные, нет ни водоворотов, ни ям.

– Скот, говорите?! А что, разве тут поблизости есть населённые пункты? – спросил Хомутников.

– Ближе Мареевки никаких селений нету. А скот ходит наш, таёжный! Да вон, смотрите на ту сторону, идёт как раз стадо на водопой.

Соловушкина, Хомутников и рабочие устремили глаза на противоположный берег. По тропе в промоине спускались к реке лоси. Вначале виднелись только их головы, потом показались спины, наконец первый лось вышел к воде.

– Смотрите, их сколько! Ах, какие красавцы! – воскликнула Соловушкина, всплеснув маленькими ручками.

Хомутников принялся считать зверей:

– Один, два… пять… восемь… десять… пятнадцать… семнадцать! В самом деле – целое стадо!

Лоси выстроились в ряд, пили воду. Должно быть, до них доносился людской говор. Они вскидывали головы, прислушивались, раздували ноздри.

– И много их тут водится, товарищ Лисицын? – спросил Хомутников.

– По моим подсчётам, только в Синеозёрской тайге голов триста – триста пятьдесят. Нынче обещают нам дать лицензию на отстрел двадцати скотин.

– Вот это рентабельное дело! – с восхищением сказал Хомутников. – А без лицензии не убивают?

– В войну случалось. Теперь не слышно. Да и бережём мы тайгу. Охотники у нас круглый год дежурство несут. Я тут с дочкой почти безвыездно…

Разговор о лосях затянулся. Соловушкина наперебой с Хомутниковым расспрашивали Лисицына о повадках зверей, о кормах, о способах охоты на них. Лисицын на все вопросы отвечал подробно и с таким знанием, которое приобретается долголетним опытом.

Охотник чувствовал, что лосиное стадо произвело большое впечатление на лесоустроителей. «Ну-ну, походите, поглядите на таёжную живность, может быть, ваше жестокосердие пообмякнет малость», – думал он.

Поразмыслив про себя, куда теперь выгоднее вести лесоустроителей, чтобы впечатление от Синеозёрской тайги не ослабло, Лисицын взял направление на ягодники.

Западная обочина кедрового массива представляла собой тоже своеобразное чудо природы. Местность здесь становилась всхолмленной, кедровник редел, чаще появлялись сосны, кое-где попадались берёзовые островки. Широкие поляны между деревьев, особенно склоны холмов, были заняты ягодниками. На обочину синеозёрского кедровника слетались стаи птиц, сбегались звери, и невесть сколько их собиралось сюда на щедрую, сытную кормёжку!

Пока шли к ягодникам, снова встретили лосей. Звери паслись на полянке, поросшей мшаником. Склонив свои ветвистые рога, они толстыми мягкими губами выискивали растения и бережно выщипывали их.

Увидев людей, звери подняли головы, встрепенулись в испуге, но, словно почуяв, что люди не таят против них ничего дурного, опять опустили головы.

– Смотрите, Никандр Николаевич, пасутся себе, и хоть бы что! Смирный зверь в синеозёрских лесах! – удивлялась Соловушкина.

– А отчего ему беспокоиться? Он тут дома, обжился, присмотрелся. Знает, что завсяк просто его никто не тронет. Мы тут без надобности выстрела лишнего не делаем. Зачем? Зверь и птица существа нерьвенные. Они хоть бессловесные, а за покой добром человеку платят. Вот возьмите, к примеру, птицу. – Лисицын на миг приостановился, не желая упускать случая для полезного разговора с лесоустроителями. – Сидит она, сердешная, на яйцах, весь жар своего тела отдаёт потомству, и вдруг поблизости: «Трах! Бух!» Она пугается, взлетает. А яички тем временем стынут. А тут, глядишь, и хищник начеку. Подойдёт время потомство ей выводить, а у ней, у сердешной, в гнезде почти ничего не осталось. Кому потеря? Не только птице – перво-наперво убыток человеку. Тишина и порядок, товарищи лесные устроители, в тайге нужны не меньше, чем в населённом пункте…