Георгий Марков - Соль земли

Но через минуту Алексей размышлял уже о другом. Перед ним была мощная гряда, величественный массив – результат сложнейших геологических процессов. Каких же? Может быть, это было то самое, что он искал? Древнейшие палеозойские породы, прикрытые в Улуюлье рыхлыми наслоениями третичного и четвертичного периодов, делали здесь резкий перелом, придавая местности иной рельеф. Ведь, кажется, именно об этом месте Улуюлья охотники рассказывали, что тут стрелка компаса ведёт себя беспокойно и делает сильные отклонения.

Позабыв, что оставшиеся на ночёвке Лисицын и Ульяна могут хватиться его, Алексей торопливо направился к Тунгусскому холму. Ему хотелось скорее добраться хотя бы до его подножия.

Да, кажется, он допустил ошибку, подробно исследуя левобережье Таёжной и не уделив внимания проверке сведений по району Синего озера и Тунгусского холма! Ну что ж, дело это поправимое. Он теперь не уйдёт отсюда до тех пор, пока не изучит, в каком направлении тянется Кедровая гряда, не осмотрит всех её балок и размывов, не изучит поведение магнитной стрелки.

Единственно, о ком он беспокоился, – это о матери. Он обещал ей вернуться недели через три, но работы здесь хватит и на три месяца. Она будет волноваться. Впрочем, есть выход. Ульяна, вероятно, скоро уйдёт в Мареевку, и он попросит её переслать письмо матери в Притаёжное… Возможно, у неё уже вышли деньги… Тогда пусть займёт у директора школы или продаст костюм. У него три костюма – на что они ему? Ходить в институт ему теперь не приходится, а когда возникнет в этом необходимость, будет и новый костюм. Вот только разве придёт вызов из обкома? Но в конце концов, и в обком ему лучше приехать с материалами не только по левобережью, но и по правобережью Таёжной. Возможно, пришло письмо от Софьи… Ничего, он напишет и ей, чтоб знала, где он и что делает.

Занятый этими мыслями, Алексей отошёл от реки и начал подыматься на предхолмье. Вдруг неподалёку от него в пихтовой чаще хрустнул валежник. Так хрустят старые голые сучья под ногами зверя или человека. Это был, конечно, зверь. Едва ли сейчас по всей Кедровой гряде, от Тунгусского холма до Синего озера, можно было встретить хотя бы одного человека. Время было летнее, непромысловое, охотники в эту пору, по обыкновению, становились рыбаками и держались у водоёмов.

Алексей остановился и, вспомнив, что он без ружья, замер в настороженной позе. Валежник захрустел вновь, и Алексею показалось, что зверь быстро приближается к нему. Оставалось одно: не теряя ни одной секунды, бежать. Алексей перепрыгнул через полуистлевшую колоду и, то и дело натыкаясь на сучья, побежал назад.

После того как заросли молодого пихтача остались позади и Алексей оказался среди крупных ветвистых кедров, он остановился. Здесь зверь был менее страшен ему. От него можно было укрыться за деревьями, да он сюда и не пошёл бы: ветерок, дувший с реки, доносил запах дыма.

Алексей осмотрелся, сложил ладони трубой и закричал что было мочи:

– О-го-го-го!..

Чуткое эхо в тысячи крат усилило голос и понесло его невидимыми волнами над просторами тайги. Алексей прислушался. Он знал, что сейчас будет: напуганный эхом медведь замечется, и по лесу пойдёт треск. Удирая, зверь будет ломать на своём пути и сухостойник, и валежник, и даже молодой хрупкий ельник. Но эхо смолкло, а треска Алексей не слышал. «Ушёл, подлый!» – подумал он с усмешкой и направился к месту ночёвки.

Ульяна и Лисицын готовили завтрак. Услышав крик Алексея, они недоумённо посмотрели друг на друга и молча ждали, когда он подойдёт: фигура Алексея уж мелькала среди деревьев.

– Ты что, Алёша, заблудился? – спросил Лисицын, когда Алексей приблизился.

– Едва удрал, дядя Миша. Пошёл без ружья, хотел, пока вы спите, посмотреть поближе Тунгусский холм, – с виноватой улыбкой ответил Алексей.

– Ты чудак какой-то, Алёша! Мы же в самое звериное место зашли. Тут без ружья шагу не ступишь, – сердясь сказал Лисицын.

Ульяна исподлобья с укором взглянула на Алексея, и этот взгляд говорил: «Жалко, что не имею права делать вам выговоры, я бы отчитала вас пуще тяти».

– Где он тебя прихватил, Алёша? – смягчаясь, участливо спросил Лисицын.

– Да вот тут близенько: за кедровником, в пихтовой чаще. Я иду, слышу хруст. И тут только вспомнил, что ружья не взял.

– Ты смотри, Уля, до чего здесь зверь домашний, идёт себе на костёр, – обратился Лисицын к дочери, щурясь от дыма и почёсывая худую длинную шею, поросшую редким седоватым волосом.

– Их тут никто не пугает, тятя, они и лезут дуроломом прямо на людей, – подбрасывая в костёр мелких сучьев, проговорила Ульяна.

Собака, лежавшая в сторонке, встала, потягиваясь, взвизгнула.

– Эх, Находка, Находка, проспала ты зверя! – Ульяна ласково потрепала собаку.

– А я тоже не учуял. Хруст под зверем я далеко слышу, – сказал Лисицын. – Может, тебе показалось, Алёша?

– Ну, если звери ходили – след увидим. – Ульяна сняла с таганка закоптелый чайник и пригласила Алексея и отца пить чай.

После завтрака они разошлись. Алексей и Ульяна пошли на Тунгусский холм. Лисицын взял направление на Синее озеро. Как ни близки были ему интересы Алексея, как ни хотел охотник ему удачи, всё же он был не в силах отложить своё дело.

Ответа на заявление, посланное заказным пакетом в Москву, в Центральный Комитет партии, относительно богатств Синеозёрской тайги ещё не было. Лисицын опасался: пока заявление идёт в Москву, из области нагрянут инженеры, подымут народ, и начнут лесорубы электрическими пилами полосовать лес. Зверь бросится дальше на север. Оскудеет Улуюлье, и тогда волей-неволей придётся знаменитым мареевским пушникам и рыболовам браться за другие дела. Лисицын волновался и от безвестности страдал. Чтобы успокоить себя, он решил пройти Синеозёрскую тайгу насквозь от Кедровой гряды до истоков Гремучего ручья, что пробивался из земли в трёх-четырёх километрах юго-западнее Синего озера. Если на этом огромном пространстве он не встретит никого – значит, организация лесоучастков почему-то задержалась.

– Эй, Уля! – крикнул Лисицын, когда дочь и Алексей скрылись в лесу, а он сам, затоптав костёр, взялся за ружьё.

– Слышу, тятя! – отозвалась Ульяна.

– Темнота в дороге прихватит – заночую! – крикнул Лисицын дочери.

– Ладно, тятя, иди!

Лисицын, вскинув ружьё на руках, осмотрел его, и, перевернув вниз дулом, надел ремень на плечо.

Лисицын с первого взгляда определил, что в чаще по предхолмью ходил не зверь, а человек. Это было так неожиданно, что в первую минуту охотник не поверил самому себе. «Если б ходил человек, мимо нас не прошёл бы», – думал Лисицын. Но чем больше он присматривался к следам, тем больше убеждался, что зверя здесь не было. Зверь оставлял за собой особенный след: изломы на валежнике не цепочкой, а вразнобой, согнутые по ходу сучья деревьев, примятый бурьян, на земле царапины от когтей. Ничего этого охотник не обнаружил.