Николай Задонский - Смутная пора

И теперь, в ответ на известие о новом доносе Кочубея, гетман продиктовал Орлику пространное письмо к Шафирову, объясняя злобу судьи той же «смеху достойной амурной историей». В доказательство он приложил маленькую любовную записку, только что полученную от Мотри из монастыря.

Авантюрист и бродяга Орлик, человек без совести и чести, даже рот раскрыл от изумления.

И все же Мазепа не мог оставаться спокойным. Его тревожила неопределенность положения. Пугал каждый стук, каждый шорох. Он стал крайне раздражителен. Мало ел и спал, перестал следить за собой. На посеревшем лице резче обозначились рытвины морщин, глаза утратили живость, седые усы обвисли совсем, по-стариковски, щеки и подбородок покрылись седой, колючей щетиной.

Гетман понимал, что вести долго двойственную политику он не сможет. Между тем он все еще не знал, когда шведы выступят из Саксонии.

Беспокоил и король Станислав… Он очень болтлив, может случайно выдать… И потом: почему Станислав до сих пор ничего не говорит о независимом украинском королевстве, а отделывается лишь намеками о предоставлении гетману титула владетельного князя о каких-то герцогствах Витебском и Полоцком?..

Не было у Мазепы уверенности и в том, как отнесется к его замыслу казацкая старши?на. Многие полковники недовольны царем, но согласятся ли они на измену – неизвестно.

О народе Мазепа не думал. Иезуитское воспитание, полученное им, приучило его презирать простых людей. Иезуиты считали простой народ неспособным к самостоятельному проявлению своей воли, они учили, что народ сам по себе представляет стадо, которое всегда послушно идет за пастырем. Поэтому не удивительно, что Мазепа, придерживавшийся таких воззрений, полагал, что казаки и хлопы должны поступить так, как прикажет старши?на и полковники…

Войнаровский пока Мазепу не тревожил. Племянник знает только, что ему надо знать. Пусть себе на здоровье мечтает о народной вольности и служит ему, Мазепе. Дальше будет видно…

Орлик? Этот кое-что уже знает, но все-таки следует поразмыслить… Писарь умен, служит верно и усердно… Гетман скрыл его прошлое, сделал генеральным, щедро оплачивает каждую услугу. Продавать благодетеля писарю нет смысла. А вдруг? Кто знает темную, как омут, душу этого бродяги?..

Мазепа представил себе десятки соблазнов и возможностей.

Нет, лучшего положения Орлик никогда не добьется, – значит, и изменять выгоды ему нет. Следует, однако, испытать и окончательно связать его с собой.

Ночь. Гетман лежит в кровати. Свеча на столе освещает его лицо, которое кажется болезненным и дряхлым. Дверь в соседнюю комнату открыта. Слышен сухой скрип пера. Орлик еще работает.

Гетман, кряхтя, приподнимается:

– Ты скоро кончишь, Филипп? Дело есть…

– Сейчас, ваша ясновельможность, – подобострастно отзывается писарь.

Он входит мягко, по-кошачьи. В трех шагах от кровати почтительно останавливается.

– Что изволите приказать, пане гетман?

– Вот, – морщась, достает гетман письмо, запрятанное глубоко под подушки, – вот возьми… Я не вспомню цифирь… Старею, что ли?

Орлик протягивает руку. Серые, хитрые глаза щурятся над бумагой:

– Рука ее светлости княгини Дольской…

– Да… Черт ее просит с письмами, – сердито ворчит Мазепа. – Ты прочти вслух… Да заслони свечу… Глаза болят.

Орлик прикрывает свет шелковым зонтиком, склоняется над письмом. Гетману хорошо видно его лицо, писарь не может скрыть удивления. «Молод еще», – думает гетман и усмехается.

– Ты почему медлишь и не читаешь? Ты же без ключа привык к цифирным письмам…

– Я княгинино письмо прочитаю без ключа, но здесь еще записка короля Станислава… – встревоженно говорит Орлик.

– Стой! Этого не может быть! – приподняв голову с подушки, изумляется Мазепа.

– Здесь подпись его имени и печать, прошу прощенья…

– Дай сюда! Посвети!

Мазепа читает сам, приходит в ужас. Рука безжизненно опускается, записка падает на пол.

– Ох, проклятая баба! – стонет гетман. – Ты погубишь меня…

Орлик поднимает записку. Бережно кладет на стол вместе с письмом. Мазепа лежит молча, задумавшись.

– Ума не приложу, как поступить с письмами, – наконец тихо говорит он, пытливо глядя на Орлика. – Посылать ли письмо царскому величеству или удержать?

«Ох, хитра же крашеная лисица», – думает писарь, а вслух, едва сдерживая неподобающую улыбку, отвечает:

– Ваша ясновельможность, сам изволишь рассуждать своим разумом, что надобно посылать. Этим самым и верность свою непоколебимую явишь, и большую милость у царского величества получишь.

– Ладно… Читай письмо княгини…

Орлик прочитал. Княгиня извещала, что какой-то ксендз выехал из Польши и везет от короля Станислава проект трактата с гетманом. Княгиня просила прислать за ксендзом своего доверенного.

– Сожги письмо! – приказал Мазепа, когда писарь кончил чтение.

Орлик письмо сжег. Гетман приподнялся с кровати, дотронулся до его плеча:

– Посоветуемся с тобой утром, Филипп. А теперь иди домой и молись богу: да яко же хощет, устроит вещь… Он ведает, что я не для себя чиню, а для вас всех, для жен и детей ваших…

На другой день рано утром Орлик застал гетмана сидящим за столом. Видно было, что Мазепа спал плохо, помутневшие глаза его слезились. На столе перед ним лежал крест.

– До сих пор, – сказал он писарю, – я не смел прежде времени объявить моего намерения и тайны, которая вчера случайно тебе открылась. Я не сомневаюсь в твоей верности и не думаю, чтобы ты отплатил мне неблагодарностью за толикую к тебе милость, любовь и благодеяния, однако ты еще молод и недостаточно опытен в таких оборотах… Можешь по доверчивости или неосторожности проговориться и тем всех нас погубишь… Но, – тяжело вздохнул гетман, – раз ты уже знаешь тайну, держи язык за зубами крепко. И ведай, что я замыслил отделить Украину от Московского государства не ради своих приватных прихотей, а дабы не погибла отчизна наша… В том тебе клянусь на святом кресте.

Мазепа поцеловал крест, вытер платком глаза.

– А теперь для большей верности ты тоже присягни, что будешь мне верен и никому не откроешь тайны…

Орлик, присягнув, сразу осмелел:

– Ежели виктория будет за шведами, – заметил он, – то, ваша вельможность, и мы все будем счастливы, а ежели – за царским величеством, тогда все мы пропадем…

– Яйца курицу не учат! – сказал гетман. – Дурак, разве я, чтобы прежде времени свои намерения высказать! Я буду хранить верность царскому величеству до тех пор, пока не увижу, с какой силой идет король Станислав и какой успех покажут шведы… А теперь напиши письмо канцлеру Головкину про подсылку, что сделал нам король Станислав… Записку его тоже надо послать в доказательство верности…