Николай Задорнов - Симода

Желание знакомиться с Посьетом и упоминание о подкупе? Золотые бу, доставленные Тацуноске. Разговоры о всеобщей продажности. В Посьете видят знакомый образец обедневшего европейца? Но Алеша знал Посьета хорошо. Сибирцев слегка улыбнулся.

Сайлес понял и сделал вид, что испугался, не хотел сказать ничего подобного, неправильно поняли.

Еще прежде Сайлес как-то сказал, что при виде аристократического европеизма надо побренчать в кармане, но добавил, что это касается дам...

– Такой полезет к вам в Россию, если начнете с ними торговать, – сказал Сайлес, показывая большим пальцем через плечо на вход в соседнюю комнату. – Много не надейтесь на них. Это живодеры. Они вам пообещают все, но вымотают из вас все жилы.

Поднялись наверх и прошлись по палубе.

Сайлес остановился как вкопанный и уставился на берег Японии, перебирая пальцами в сжатых кулаках, словно на клавишах гармони. Он казался сейчас очень напряженным. С прямой длинной спиной, па коротких ногах, с чуть вытянутой толстой шеей и приподнятым лицом, он почуял что-то, доносившееся с берега, и походил на собаку, сидящую па задних лапах, тянущуюся за запахом и терпеливо ожидающую своего куска.

Пришел Джексон и встал на шканцах. Он посмотрел на горы и город. Колени его поочередно подымались, словно он хотел разбежаться и кинуться через борт прямо на всю Японию, как солдат морской пехоты. Он, видимо, проминал ноги, чтобы не затекали и не застаивались. Потом быстро прошел несколько шагов и, обернувшись кругом, как на разводе караулов, прошел обратно, опять стал подымать коленки и затопал, как королевский гвардеец у Букингемского дворца.

Из-за тучи взошло японское солнце и опалило красное лицо Джексона, как огнем. Большие глаза американца закатились и в бессилии зажмурились.

Сайлес отвернулся, пренебрежительно махнул рукой и на солнце, и на всю Японию.

– Пойдет крахом и развалится! При первом подлинном соприкосновении с большой коммерцией и с банковским делом! Японцы забегают по своим городам в котелках и с тросточками, всюду покатят модные кабриолеты и поезда, заиграет банд, затанцуют женщины в кабаре, откроются христианские церкви, религиозные и социалистические общества, рабочие сбегутся к машинам с рисовых полей, солдаты начнут маршировку, и явятся новые пешки в большой игре. Стоит только появиться тут деньгам и товарам. А все эти халаты, важность, светские церемонии полетят ко всем чертям! Но до того чтобы ловить за жабры, надо будет очень добросовестно изучить привычки – церемонии, обычаи, взгляды, праздники и нелепости – и всегда тщательно познавать язык, а через язык постигать остальное. А подступать приходится осторожно, с видом почтительности и благоговения. Но и эффекты будут при орудийных залпах прямо по берегу! А мои клерки и ученые будут гуманно изучать страну при помощи «Sleeping dictionary» [45].

Лейтенант Пегрэйм, подойдя, послушал Сайлеса и, кивнув на него, сказал Леше:

– Большой бизнесмен! Ждет больших выгод с открытием Японии. Но от его разговоров у осла отнимаются задние ноги.

Сайлес приподнял шляпу, слегка поклонился.

Пегрэйм всегда бывал любезный и сдержанный...

«Энергичный и славный малый, – подумал про него Сибирцев. – Он и Сайлеса оборвал, соблюдая такт и достоинство».

Сайлес не отставал от Алексея. На другой день пригласил Сибирцева и Джексона в «кают-компанию будущих миллионеров», на какой-то свой семейный праздник.

Американцы уселись прямо на полу, держали хлеб в перевернутых соломенных шляпах и хлебали матросскую селянку, принесенную негром с камбуза, из общего котла.

– Вы, наверное, слушая меня, думаете, что вот нахальный болтун, – говорил Сайлес, – но я очень несчастный человек.

Сегодня по многим причинам оба американца старались быть демократичными и показать свою близость народу в жилой палубе. Сегодня был как бы праздник коммерческого благодарения и широких возможностей.

– Я буду торговать с Россией. Я полюбил русских. Россия – это моя мечта, – говорил Сайлес. – Дружба и торговля!

– Я не буду торговать с Россией, – говорил Джексон. – Я не люблю монархизма. Я не буду дружить с вами, – говорил он, подымая на Алексея свои глаза цвета большого чистого стекла. – Я буду всюду ограничивать вашу торговлю и ставить вам препятствия. Но вас лично глубоко уважаю, как и ваших товарищей. За адмирала Путятина! За вас! – Он выпил. – У нас свобода слова и полная демократия, совсем не как у вас.

– И мы оба пьем за ваше будущее, – сказал Сайлес. как бы показывая Леше, что все сказанное Джексоном чепуха, не стоит обращать внимания.

– Охотно поддержу ваш тост! – сказал Сибирцев. Вино ударило ему в голову. – Дном вверх! – сказал он, ставя кружку на пол.

Общение с японцами оказывалось полезным: невольно перенял сдержанность, умение слушать, как бы ни были обидны разговоры. Прежде от таких речей вспыхнул бы и наговорил черт знает что со всей нашей горячностью. Теперь он все же знал Японию и японцев лучше этих коммерсантов, лишь начинавших изучать страну.

– У него бизнес консервативный, – сказал Сайлес, показывая пальцем на Джексона. – Это отсталый бизнес. А мой бизнес прогрессивный. Это – связи, контакты и прибыли в будущем. Бизнес дружбы и наилучших выгод!

Оба американца, кажется, праздновали день рождения Сайлеса, и оба выпили довольно много.

– Его бизнес еще более ужасный для вас, чем мой, – сказал Джексон. – Я действую традиционно, а он все соки из вас высосет, если вы с ним подружитесь.

Джексон показал пальцем на Сайлеса.

– Прозит! – провозгласил, подымая зелье, Сайлес как бы за полный успех выкачивания всех соков из всех будущих друзей во всех народах.

– Зачем вам так много? – спросил Алексей.

– О-о! – Сайлес как бы хотел сказать: мол, вы еще нас не знаете!

– При всем гостеприимстве, мистер Сайлес... и вашем, мистер Джексон... мне приятно узнавать, что ждет нас в будущем с такими надежными друзьями.

Все захохотали.

Они потому и на полу сидели, как нищие грузчики-мексиканцы, как «смазчики», чтобы показать сегодня, что их передовые идеи как бы исходят снизу, из глубины низов демократического и трудового американского народа. Лешу сидением на полу не удивишь. Он и палочками ел, когда подали рис по-японски, и на полу сидел по-японски, научился у Ота-сан, да и ноги молодые гнулись. Американцы видели, как он тут освоился.

Так они дружески беседовали, ели и пили, Леша и эти будущие миллионеры, предки государственных секретарей и миллиардеров, сенаторов, адмиралов и газетных владельцев, создателей океанского торгового флота, монополий, производящих металл и машины, торгующих со всем миром и распродающих в Америке японский фарфор, лак, шелк, продающих рабов-китайцев и внедряющих в Японии виски, а во всем мире хариката и японскую порнографию, как музыку и часы для облегчения тяжкой доли трудящихся в ожидании будущего.