Николай Задорнов - Золотая лихорадка

– Дуня, подруга моя, красавица, скоро приедет, – сказала Татьяна.

Лодка пристала напротив стана Кузнецовых. Быстро поднялся на берег толстячок в очках. Засеменил к столу.

– Свои приехали? – спросил он Ваську, почтительно подергивая головой вниз и недобро пуча близорукие глаза. – К вам гости?

– К нам! – ответил Василий. – Пожалуйте, сосед, проходите. Вот и отец идет. Вы к нему?

– Да-с! Разрешите вам представиться, Егор Кондратьевич! Статский советник! Здесь зовут просто Советник.

Толстячок опять покосился на Катерину, жарившую рыбу на пруте.

– Ну раз ты советник, то и садись! Советуй! – сказал матрос. После китайской водки, выпитой на карауле, он снова опьянел с первыми глотками горячей ухи. – Кого тут только нет!

– Да, тут разная публика… Я бы хотел вам много важных сведений сообщить, Егор Кондратьевич. Мы все ждали вашего приезда…

Татьяна перехватила взор толстяка, брошенный на Катю, и подумала, что девка тихая, и не за ней ли хлещет этот пузач, и что в тихом омуте черти водятся.

Советник заметил, что Федосеич – старый знакомый Егора и как бы находится под его покровительством. Участок старого матроса где-то неподалеку.

А он-то спешил, хотел помочь ленивому служаке, показать, объяснить, даже захватил с собой китайского спирта. Толстяк теперь был рад, что предусмотрительно оставил ханьшин в лодке.

Сказав еще несколько комплиментов, он решил, что надо почтительно и своевременно ретироваться. Он расшаркался перед Татьяной, пошутил с Катей и заглянул ей в лицо, пригласил к себе в гости Егора и Федосеича, пообещал им показать кусок найденного горного хрусталя.

Он протирал очки, споткнулся, уронил очки и на лету поймал их так ловко, что сам подпрыгнул от радости и рассмешил Татьяну.

– Какой славный человек приезжал! – сказала она.

– Вежливый! – подтвердила Катя. – Ученый, а какой простой.

Татьяне понравился бойкий, пожилой Советник.

– Василий, иди пособи им балаган наладить, – сказал Егор.

В сумерках пришел Сашка.

– Советник был? – спросил он.

– Был.

– Ни че?

– Надо строить избу, – сказал Егор.

– Из сырого леса?

Сашка встал и пошел по берегу ключа.

На участке Федосеича уже стояла палатка. Под пологом слышался храп. Кати и Василия не было.

Сашка, тихо раздвигая ветви и угадывая тропу, пошел обратно.

– Че ходишь? – спросил он, наткнувшись на людей.

– А че тебе? – отозвался Вася.

– А че не боишься?

– Кого бояться?

– Смотри! – остерег Сашка. – Ты слыхал, опять стреляли?

– Охотился кто-нибудь.

– Где охотился? Там? – показал Сашка на горы. – Там дичи нет. Одни камни.

– Ой, я боюсь! – сказала Катя и туже затянула платок под подбородком. – А кого стреляли? Кого? А?

– Там людей нет.

– Кто-то балуется, наверно! – сказал Василий.

– Не знаю, – ответил Сашка. – Как устроились?

– Хорошо. Отец уже спит?

– Да.

Катя пошла в балаган.

– Сговариваются выбрать власть из своих и прииск взять себе, – сказал Сашка. – Шайка.

– Почему же шайка? У них право есть.

– Нет, шайка… Я посылал китайца-старика, он все слушал. Он хорошо понимает.

– Сказать отцу?

– А че отец? Пусть сам видит! Нам надо че-то делать. Ты не боишься?

– Нет.

– Ну и дурак!

Они прошли мимо затухающего костра на участке Ломовых. Какая-то женщина выглянула из-под полога.

– Ксенька… Ксенька, ты че это, че это? Куды лезешь? – послышался из палатки голос Ломова.

Утром Василий опять попросился у отца на участок к матросу.

– Может, в артель к ним перейдешь? – съязвила Татьяна.

Прибежала Катька. Отец ее заболел. Его еще вчера ломало. Сашка послал какого-то китайца, бродившего всюду с лотком, за реку за доктором.

Китайский врач в черных очках дал больному какого-то отвара и сказал, что надо бы вытянуть язык и проколоть иголками. Федосеич испугался, вскочил и приплелся на стан Кузнецовых.

– А китаезы здесь откуда? – спросил он.

– Есть христиане. А есть чужие, идут все с квитанциями за рубль на право жительства у нас на один год, – отвечал Сашка.

– Доктор мне обе руки взял и сказал сразу, чем болею. И хотел язык колоть.

– Ты че? Не язык! Ты не понял!

– Все равно мне это их зверство не по душе, чуть что – колоть или резать человека, голову ли ему рубить. У нас лейтенант хлебом отравился в Шанхае. Шел по базару и попробовал.

Катя катила тачку из забоя. Она умела бутарить, выбирать золото с рогожки.

В воде Кузнецовы держали наловленную живую рыбу. К обеду Катя принесла тайменя и, как было велено, вычистила, порезала и положила в кипевший котел.

– Ты ловкая, верткая! – говорила Татьяна.

– Морская гидра! – сказал отец. – Вьется и все успеет! А мы разрез начали, да что-то в груди боль. Я слег, работать не могу. Это потом пройдет… Люди просят порядок установить, Егор… И все идет и идет народ.

– Пока мука есть и друзья есть, – толковала Татьяна у самодельной печи, сбитой еще в прошлом году, – а лепешки закончатся, что будем делать? Егор верно говорил, что три куля не хватит. Эх, Дуня бы приехала, раскрасоточка моя, – схватившись руками за концы от узла на платке, воскликнула Таня, – мы бы помыли с ней! Девичьи бы годы вспомнили!

– Отец у меня плохой работник. Он болеет, – отвечала Катя.

– Поэтому ты все умеешь.

Татьяна чувствовала, что Катя ей будет старательной и разбитной помощницей. Да без нее теперь и трудно обойтись!

Пахом приехал, прошел к Егору в разрез и стал кричать:

– Порядка нет! Ни за что обидели сегодня! Кабы не Илья, не знаю, что бы было. Я чуть лопатой его по хватил.

– Кого?

– Да черт его знает, кто он такой. Давай, говорит, старик, бери меня к себе в артель, а то, мол, тебе вред произведу! Черный, дьявол, как китаец или цыган. Глаза косят в разные стороны. Надо старосту выбирать! Спиртоносы везут спирт. Андрюшка Городилов целую лодку пригнал. Надо этот спирт забрать и вылить в воду.

– Восстание будет, – сказал матрос, – если узнают.

– Не надо, чтобы узнали! Тихо вылить! – сказал Сашка.

– Надо бы резиденцию построить, – сказал Егор, – а порядок сам установится. Место хорошее!

Вася стал кидать песок в тачку. «Отец опять за свое, – подумал он. – Везде хочет строить. Нам и так работать не дают!»

– Дай я подсоблю! – сказал матрос и покатил тачку к бутаре, где Катя и Татьяна кидали песок и выбирали золото, пуская сверху воду из желоба.

– Слушай, Егор, а что такое революция? – спросил матрос. – Будто бы моют на революцию?

– Царя, мол, не надо, – сказал Пахом. – Черта им! Это слово я тоже слыхал. Скоро голод начнется, муки купить негде. Одолжи мне, Кондратьич! Спирту хоть залейся, а муки нет… Люди приходят, надо им отвести участок. А кто на них работать будет? Кому время? Меня просят, Никиту Жеребцова – всех, кто постарше.