Мичо Каламата - Под властью пугала

Пилё откашлялся и запел. Уан тут же подхватил, остальные затянули на октаву ниже, создавая фон. В низких протяжных голосах слышалась глубокая тоска, надсадный плач. Не песня, а скорее стон.

«Почему в наших песнях столько горечи? – думал Скэндер. – И слова и мелодия так хороши, а песня не радует душу. Да и с чего веселиться народу? У нас и разговора другого не услышишь, только о заботах да о невзгодах. И нет идеала, который захватил бы нас целиком, заставив позабыть о повседневном прозябании, хотя какие уж тут идеалы, когда мы все превратились во вьючный скот! Человек надрывается с утра до вечера, с вечера и до утра, думая лишь об одном: как прокормить своих детей. Мечется, унижается, выбивается из последних сил – и все ради куска хлеба. И недосуг нам поднять голову и оглянуться вокруг. Вот, например, Лёни или Силя, что с ними будет? Заведут семью, пойдут дети, прибавится забот, и уж никогда не оторвать им взгляда от земли. А ведь это люди, наделенные и разумом и чувствами. У Пилё душа как огонь. Лёни умен, все схватывает на лету. Как же плохо мы знаем крестьян!»

Гости ушли, и все улеглись спать, а он все думал и думал. Ему постелили под навесом на рогоже, рядом с Лёни. Подложив руки под голову, он лежал, смотрел на звезды и размышлял.

Луна склонилась к западу. На рогожу упала тень от навеса. Звезды на небе казались совсем редкими. Болото затихло, и лишь сверчки своей монотонной музыкой нарушали ночную тишину.

«Как велика вселенная! – думал Скэндер. – Астрономы говорят, что наш мир в сравнении с ней – песчинка на краю мироздания. А что мы значим в этом мире?»

– Звезды считаешь? – сонно спросил Лёни.

– Нет, просто смотрю.

– Не считай, а то бородавки на руках вскочат.

– Мне нравится смотреть на звезды. А тебе?

– Мне не до звезд!

– А почему?

– Крестьяне мы, Скэндер. Нам так пригнули загривок, что и головы не поднять, какие уж там звезды.

Этот глубокомысленный ответ поразил Скэндера.

– Ты знаешь, что такое звезды, Лёни?

– Слыхал, будто это огонь, а больше ничего не знаю.

– А видишь эту светлую полосу через все небо?

– Солому Крестного отца? [42]

– Да. Так вот эта туманность состоит из миллиардов звезд, и каждая больше нашей земли в сотни раз. Они далеко от нас, очень далеко. Миллиарды километров. А вон видишь те семь звезд наподобие ковша? Это Большая Медведица. А вон та звезда напротив двух крайних звезд Медведицы называется Полярной звездой. Ты слыхал о ней?

Лёни не ответил. Он спал, подложив ладонь под щеку.

«Ну и дурак же я, – рассердился на себя Скэндер. – Ведь говорил же он, что ему не до звезд. Да. Им земных забот хватает. Но небо так прекрасно! Придет ли такое время, когда всем будет доступна его красота?…»

Гафур-бей засел на краю болота, у заводи, где крестьяне держали свои челноки. Он не впервые охотился здесь и знал, что утки непременно должны пролететь над ним. Ну вот! Уже слышны их крики, сердце у бея сладко замирало.

Утренняя свежесть заставляла его ежиться: одет он был легко: рубашка, спортивная куртка, парусиновые штаны и высокие сапоги. Но он знал, что скоро рассветет, утки поднимутся с болота, полетят в его сторону и охотничий азарт согреет его.

Светало.

Горизонт раздвигался. Уже можно было различить тростник вдалеке и недвижную воду болота. Уже вырисовывался силуэт горы Томори, обозначились скрывавшиеся во мраке расщелины и трещины на горе Шпирагу, похожие на старческие морщины. Хлопая крыльями, с болота поднялась стая уток.

Бей по звуку понял, что утки поднялись, и изготовился стрелять.

И вдруг…

Выстрел. За ним второй…

Утки шарахнулись в сторону. Повернули на север.

Бей разозлился.

Кто там стреляет? Кто посмел охотиться на его болоте?

И снова два выстрела подряд. Утки разлетелись.

Напрасно бей напрягал зрение, пытаясь разглядеть охотника: солнце еще не встало и ничего не было видно.

Еще один выстрел.

Ах, чтоб им… Охотиться тут без его позволения? Интересно, как они сюда добрались? На челноке? Но ведь они все на месте!

Бей закинул ружье за плечо, закурил и принялся нервно расхаживать по кромке болота. Каждый новый выстрел приводил его в бешенство. Наконец он не выдержал, швырнул недокуренную сигарету, закричал во всю глотку:

– Шеме! Эй, Шеме!

Из-за кустов показался высокий белый тюляф с шишечкой, а затем голова управляющего с полоской усов от уха до уха.

Бей знаками велел ему поторопиться, Шеме побежал рысцой, волоча за собой длинное ружье.

– Я тут, бей, – запыхавшись, доложил он.

Его слова пришлись в спину бею, который круто повернулся, когда прогремели один за другим еще два выстрела.

– Слышишь? – Бей повернул к управляющему потемневшее от гнева лицо. – Ты слышишь?

– Как прикажете, бей.

– Прикажете, прикажете. Выходит, я уже тут не приказываю! Кто это стреляет?

– Не знаю, бей.

– А что ты знаешь? Разве я тебе не приказывал, чтобы никто не смел охотиться на этом болоте? Что же ты, болван, тут охраняешь, свои дурацкие усы, что ли?

Гафур-бей был вне себя. Кто другой ужаснулся бы, глядя на его перекошенное лицо, выпученные глаза и гневно вздрагивающие усы, но только не Шеме-ага, [43]который и бровью не повел. Он хорошо знал своего хозяина и уже давно привык к его воплям и ругани.

– Может, какой охотник из города. Они ведь не знают, что вы, бей…

– Может быть, может быть! Ты мне точно скажи, кто это!

– Не знаю я.

– Иди и посмотри!

– Как же я пойду?

– Черти тебя понесут! Лезь в болото! Вон лодка!

Шеме-ага положил ружье на землю и полез в лодку. Лодка закачалась, и он чуть не плюхнул в воду, но удержался, быстро присев и схватившись обеими руками за борта. Потом взял шест и уперся им в берег, но челнок не сдвинулся с места.

Бей вскипел.

– Ты что, болван, не видишь, что лодка привязана!

Осторожно перевалив через борт свое грузное тело, с опаской переступая ногами, Шеме вылез из челнока. Его мясистое лицо покрылось испариной. Отвязав лодку, он медленно и осторожно залез обратно, присел на корточки и уперся шестом в илистый берег. Лодка тронулась. Он вытащил шест, чтобы еще раз оттолкнуться, но не достал до дна, лодка качнулась, Шеме потерял равновесие и упал в воду. На мгновение он исчез под водой, а на поверхности остался тюляф, который тут же стал медленно погружаться вслед за хозяином.

Бей раскатисто захохотал. Пусть хоть этот расплачивается за подлость, которую ему подстроили. Испортить ему охоту на его же болоте!

Шеме-ага показался на поверхности с растопыренными руками, открыл рот, чтобы закричать, но не успел и снова скрылся под водой. Барахтаясь руками и ногами, он всплыл опять, попытался ухватиться за тростник, но тот сломался. Шеме завопил: