Василий Шукшин - Любавины

– Закурим на дорожку.

Закурил. Встали.

– Счастливо тебе. Напиши, как устроишься. Адрес есть?

– Есть. – Ивлев достал записную книжку, заглянул в нее. – Есть.

– Напиши.

– Обязательно. Вы мне тоже напишите, как тут все…

– Напишу.

Пожали руки… Ивлев подхватил чемодан и вышел, не оглядываясь. И потом, когда шел по улице, ни разу не оглянулся на дом, где убили его первую большую любовь… Растоптали в вонючем углу, испинали тяжелыми сапогами, замучили.

В воскресенье за завтраком Ефим Любавин повел перед сыном и племянником такую речь:

– Строится народишко шибко. Прямо как блины пекут – дом за домом. Не успеешь оглянуться – уж дом стоит.

– В гору пошел мужик, – поддакнул Пашка. – Набирает сил.

– Как вы насчет своей дальнейшей жизни соображаете? – прямо спросил Ефим.

– Тоже надо в гору, – легкомысленно сказал Пашка. Иван не понял, куда клонит дядя.

– Строиться надо, – выложил Ефим, неодобрительно глядя на сына. – Когда-никогда, а семьи-то будут. Где жить? Тут Андрей будет.

Пашка почесал мизинцем переносье, скосоротился – сделал вид, что глубоко задумался; Иван на самом деле задумался.

– Мой вам совет такой, – продолжал Ефим, – берите ссуду – каждый по десять тыщ и зачинайте строиться. Место вам Николай отведет хорошее – какое сами выберете. Строиться лучше вместе – легче. Рубите крестовый дом на два семейства и живите. Как?

– Пойдемте в горницу, потолкуем, – предложил Иван, мысль о строительстве собственного дома понравилась ему.

Перешли в горницу, закурили.

– Я уже все обдумал, – заговорил Ефим. – Сейчас первым делом надо брать ссуду. Потом езжайте вверх, в Чернь, наймите там человек пять плотников и срубите сруб. Иногда там уже готовые стоят – на продажу. Это станет тыщ семь-восемь, не больше. А за девять-то можно ха-ароший домину заворотить. Вот. Плотите там плот и сплавляйте сюда. Только это тоже надо быстрее делать, пока вода высокая держится. Крестовый дом – это как раз плот. Можно еще небольшой салик подцепить – на банешку, на пристройки разные. Вопчем, там поглядите. На месте.

– А если на машине вывезти сруб? Не лучше? – спросил Пашка.

– Дороже. Ты за одни машины ухнешь тыщи полторы, если не больше. А по реке его за два дня сплавляют.

– Надо знающего человека – по реке-то. А то накуряемся на порогах.

– Гринька сплавает с вами, я говорил с ним. Вот. А тут, приплывете, помощь отведем – навалимся все сразу и за неделю поставим. Тесу можно в совхозе купить. А можно так, взять пару машин, съездить ночью на Бию, наторкать выше кабин и привезти на совхозную пилораму – как будто сами приплавили. А за распиловку – ерунда, копейки берут. Поняли? К первым снегам дом будет уже под крышей стоять. А окосячить там, печку сбить, отштукатурить – это плевое дело.

– Ну, что? – Пашка посмотрел на Ивана.

– А ссуду-то дадут мне? – спросил тот.

– А чего?

– Я же не совхозник.

– Ерунда, – авторитетно сказал Ефим. – Поговорим с Родионовым, он сделает.

– Поедем прямо сейчас, а? – загорелся Пашка. – Посмотрим на месте – как, что… Доскочим до Онгудая…

– Зачем до Онгудая? – встрял Ефим. – Вы доезжайте до Симинского перевала, там уже можно рубить. Зачем далеко забираться.

– Сейчас схожу к Родионову, узнаю насчет завтра.

– Слушай!… – Пашке пришла в голову какая-то мысль. – Если он завтра никуда не поедет, попроси «Победу».

– Даст думаешь?

– А чего ему? Что она, его собственная, что ли?

– Ладно, – Иван пошел к секретарю.

Через двадцать минут он подъехал к дому на «Победе».

– Дал. У них завтра бюро. Ссуду тоже обещал помочь…

– Ну!…

Мигом собрались, захватили продуктов на случай ночевки, ружьишко и покатили.

Пашка сел на заднее сиденье, развалился, спел про восемнадцать лет, потом перелез к Ивану.

– Посижу хоть раз, как начальник.

– Как насчет дома-то думаешь? – спросил Иван.

– А что?… Давай строиться. Надо ведь.

– Надо. А хватит двадцати тыщ?

– Хватит, я думаю. Не хватит – у отца есть в загашнике, раскошелится. Знаешь, где поставим?

– Где?

– У реки. Я знаю одно местечко… над обрывом. Красотень! С одной стороны – река, острова, березник на том боку… Когда солнце садится, там как все равно пожар разгорается. А с другой стороны – гора. Банешку прямо на лбу, над обрывом поставим. Залезешь зимой на полок, глянешь в окошечко – все позастывало, а тут жарынь, спасу нет!…

– Хм, – Иван с удовольствием слушал.

– А летом, например: я приехал с работы, и ты приехал… Так? Взяли бутылочку, поставили ее в сенцы, а сами на реку с неводом – рядом! Добыли на пару сковородок, твоя или моя жена поджарит…

– Нету их, вот беда.

– Будут! – твердо сказал Пашка. – Нашел об чем горевать.

– Как у тебя с этой, с Майей-то?

– Та-а…

– Что?

– Та-а… Пока никак. Под нее учитель клин бьет. Я, конечно, не сдаюсь, но… Да будут жены!

– Конечно. Нет, дом действительно надо сделать, – сказал Иван серьезно. Его все больше и больше увлекала эта мысль.

– Сделаем, что мы, калеки, что ли.

– Над рекой поставим – это было бы…

– Значит, так: там вон двое голосуют, – перебил его Пашка, – я изображаю начальника, а ты шофер. Понял?

«Ну балаболка!», – изумился Иван.

– Ладно.

«Голосовали» старушка и девушка. Иван тормознул около них.

Девушка подбежала первой, обратилась к Ивану:

– До Маймы довезите, пожалуйста.

Иван молча кивнул в сторону Пашки. Пашка важно нахмурился, окинул девушку строгим взглядом… Девушка просительно смотрела на молодого «начальника».

– Можно, – разрешил Пашка.

– Бабушка!… Давай сюда! – крикнула девушка.

Приковыляла бабка.

– Бла-адать, от бла-адать-то, – говорила она, тоже влезая в «Победу».

Поехали.

– Зачем в Майму-то, бабка? – спросил Пашка. Обернулся назад и уставился на девушку.

– Вы меня спрашиваете? – спросила девушка.

– Я же ясно сказал: бабушка, – начальственным голосом, грубовато сказал Пашка.

– Я-то? Хлопотать, сынок, насчет пензии. Я работала там, а теперь еду добывать справки, – охотно объяснила бабушка.

– А вы? – спросил Пашка девушку.

– Я тоже в Майму.

– Тоже насчет пенсии?

– Что вы!…

Слушая краем уха Пашкину болтовню, Иван крепко задумался насчет дома. За всю жизнь у него не было не только своего дома, но даже угла, куда бы можно было прийти и делать, что хочется, и чтоб тебя никто не одергивал, не косился. Как подхватила его с семи лет суетливая казенная жизнь, как закрутила, так крутит до сей поры. Детдом, интернаты, казармы, блиндажи, окопы, рабочие общежития… Даже когда женился, и то жил, как в общежитии – пять человек в одной комнате. И как-то свыкся с этим – как будто так и надо. И вдруг, оказывается, можно построить свой дом над рекой, можно прийти вечером, лечь, закрыть глаза – отдохнуть. Надо, видно, и отдохнуть иногда – за тридцать перевалило. Сколько можно. Вместе с домом, вернее, в доме он видел и Марию… Его не смутила первая неудача, только озлобила и подхлестнула.