Рётаро Сиба - Последний сёгун

Вот и сегодня, когда нужно было поднять настроение «трем мудрецам», он быстро соорудил фотостудию, растянув в саду большой белый занавес и усадив перед ним своих гостей. Сначала был заснят групповой портрет – все четверо, а затем поочередно сфотографирован каждый даймё в отдельности. Сюнгаку выглядел на снимке несколько расслабленным, руки безвольно лежат на коленях, но – похож, очень похож! Симадзу Хисамицу, широко расставив ноги и расправив плечи, с бравым видом смотрел куда-то мимо камеры; его бледное лицо было слегка перекошено. Глава клана Сацума горделиво приосанился. Лицо же Датэ Мунэнари казалось на снимке еще более вытянутым…

Однако для Ёсинобу и в этот день переговоры окончились неудачей; из-за безмолвного, но жесткого противодействия Симадзу Хисамицу соглашения достичь не удалось…

Ёсинобу устал.

Несмотря на все предпринимаемые усилия, он по-прежнему исполнял свой танец соло. В Эдо чиновники бакуфу полагали, что в Киото продолжаются гастроли театра одного актера – и не более того. Многолетние союзники Ёсинобу – Ёдо и Сюнгаку – были слишком озабочены сложным положением в своих кланах, чтобы ему подыгрывать. Даже Мацудайра Катамори из клана Аидзу, много лет верой и правдой служивший дому Токугава, теперь считал Ёсинобу интриганом, ни одному слову которого верить нельзя. Короче говоря, Ёсинобу был одинок; наверное, никогда в истории в Японии не было такого знающего, такого способного – и такого одинокого сёгуна…

Между тем в стране назревали бурные события.

Чем дольше исполнял Ёсинобу свой сольный танец, тем отчетливее становилось у него ощущение, что кто-то за его спиной посыпает сцену песком…

Ёсинобу по-прежнему каждую ночь проводил с женщиной. В Киото их было у него несколько. От природы большой любитель женской ласки, он, наверное, был самим собой только в спальне, где мастерски владел своим телом. Только здесь и только в этом смысле он хоть на какое-то время переставал чувствовать себя одиноким. Как известно, более других своих женщин он благоволил к привезенной из Эдо девушке по имени О-Ёси, дочери начальника пожарной команды по имени Симмон Тацугоро. Невысокого роста, смугловатая, с крепкими ручками и шейкой, эта бойкая толстушка с эдосским говором действительно была типичной дочерью пожарного. Только ее тело и спасало Ёсинобу от приступов ностальгии, которые постоянно накатывались на него в Киото. И только с ней, к большой растерянности девушки, он делился своими самыми сокровенными мыслями.

– Сто лучших планов и сотня лучших теорий – ничто против духа времени, – говорил девушке Ёсинобу… Ему вспомнилось темное круглое лицо Симадзу Хисамицу, который на все предложения отвечал молчанием и открывал рот только для того, чтобы сказать «нет». Именно перед Хисамицу развивал Ёсинобу свои планы и теории, а в ответ не приобрел ничего, кроме горечи поражения. А почему? Только потому, что время сейчас работает против сёгуна. Этот бесталанный человечек по имени Хисамицу (а по сравнению с Ёсинобу так оно и было) просто сидит перед огромной ширмой под названием «время», но сидит на нужном месте. И Ёсинобу может перед ним выделывать какие угодно танцевальные па, но Хисамицу, как капризный ребенок, даже не улыбнется!

Ёсинобу, который сам прекрасно умел ловить ускользающие моменты, неподдельно удивился, когда оказалось, что и другие тоже это могут. Строго говоря, по логике истории сегодня как раз Хисамицу должен был быть на месте сёгуна, а он, Ёсинобу – на месте чудовищно ограниченного и консервативного Хисамицу. Но случилось наоборот: именно Ёсинобу, к его величайшему сожалению (а он временами об этом действительно чрезвычайно сожалел) стал сёгуном…

Но как же все-таки быть с Хёго? У Ёсинобу родилась еще одна идея: собрать при дворе (именно при дворе, в логове противников открытия порта) совещание по этому вопросу, пригласить туда всех высокопоставленных придворных и могущественных даймё и единым махом разбить все их доводы.

Ёсинобу немедленно приступил к осуществлению этого плана. Однако из этого тоже ничего не вышло: правитель Сацума сказался больным, Хисамицу по совету Окубо на совещание не явился. Датэ Мунэнари из Увадзима, опасаясь, что именно он станет главной мишенью Ёсинобу, заметался, как флюгер на ветру, и тоже на встречу не пришел. Сюнгаку также поначалу отказался: он чувствовал, что если дело так пойдет и дальше, то с бакуфу надо будет порывать, и как можно скорее. Раньше он действительно искренне поддерживал Ёсинобу, но сейчас начинал опасаться, что если будет делать это и впредь, то неминуемо запачкается в той грязи, которой со всех сторон поливали господина. Короче говоря, Сюнгаку, хоть и с опозданием, но примкнул к руководителям других кланов, которые полагали, что пора потихоньку освобождаться от объятий дома Токугава и создавать новую систему, основанную на полной независимости кланов – только так можно было должным образом ответить на происходившие в стране перемены. Поэтому Сюнгаку пришел к выводу, что сейчас самое время отложиться от Ёсинобу, иначе его родной клан Фукуи в провинции Этидзэн с доходом в 320 тысяч коку постигнет весьма и весьма печальная участь.

Впрочем, на этот раз под напором Ёсинобу, который требовал немедленно явиться во дворец, слабовольный Сюнгаку в конце концов сломался и – единственный из крупных даймё – пришел на совещание. От императорского двора в нем принимали участие регент Нидзё, Правый и Левый министры, два бывших канцлера, пять Главных советников и еще двое придворных. Сама встреча проходила в Покое Тигра императорского дворца исключительно жарким днем двадцать третьего числа пятого лунного месяца (25 июня). Начавшись, согласно дворцовому протоколу, после захода солнца, в восемь часов вечера, совещание затянулось более чем на сутки, и закончилось лишь в одиннадцать часов вечера следующего дня. По ходу встречи было несколько перерывов, в том числе для сна, однако сверх того председательствовавший на совещании Ёсинобу не дал никому отдохнуть ни минуты, укоряя участников, которые пытались под разными предлогами улизнуть из дворца, в том, что они «не хотят пожертвовать своим отдыхом в столь опасное для империи время».

Ёсинобу давно понял, что единственный способ справиться с неуправляемыми придворными и даймё – это запереть всех в одной комнате и давить на них до победного конца. Эта тактика принесла успех и на этот раз. В течение более чем двадцати часов он говорил не переставая, не давая противникам ни мгновения передышки, так что, в конце концов, даже потерял голос. К завершению собрания все безмерно устали и не имели уже ни сил, ни желания спорить с Ёсинобу. В конце концов к одиннадцати часам вечера вторых суток совещания его участники полностью капитулировали перед Ёсинобу: порт Хёго было решено открыть.