Григорий Мирошниченко - Азов

– В полон увели много, – признал атаман.

– А кто из вас, разбойников, ходил на сине море? Сказывай и не таи.

Старой сказал гордо:

– Донской атаман Иван Каторжный, да донской атаман Михайло Татаринов, да я ходил, да запорожцы с нами ходили.

Царь поднялся, словно грозный судья:

– Иван Каторжный?! Разгулялся больно он на синем море. Догуляется его горячая головушка!.. Михайло Та­таринов тоже давно бушует. А с запорожцами вы недобрую дружбу ведете. К себе пускаете их и сами к ним в Чигирин ходите. Нашего повеленья не слушаете. Кто ныне из запорожцев бывал на синем море?

Атаман переступил с ноги на ногу.

– Богдан! – сказал он.

– Кто такой Богдан? Что-то не слыхал. О Сагайдачном слыхивали не раз. Тот под Москву ходил – нас бить…

– Богдан – то сотник запорожский, Богдан Хмельниченко! – сказал Алеша.

– Такого не слыхивал. Не знаю. А дознаюсь!

– Да то известный атаман. Пятнадцать тысяч войска собрал! А ноне у него поболее, – продолжал Старой. – То сын Михайла Хмельниченки. Недавно под Цицерой отца его убили турки. То тоже был славнейший казачина. О прошлом лете Богдан, придя в Царьград, потопил две­надцать турских галер. А басурманов в них было с ты­сячу, а то и более.

– А часто он бывал на море и на Дону?

– Каждое лето бывал. Да года два Богдан был полоняником в Царьграде и Синопе. Его освободил Сагайдачный…

– В железо закую Богдана! Мне это не по душе, – сказал царь, устало опускаясь в кресло. – Вы давно вражду несете нам! И нынешнего ж лета, – царь возвы­сил голос, – придя с моря, вы ж пошли к Азову-крепости с приступом. А на приступе к Азову у вас было пять тысяч человек. Верно ли?

– То верно, государь, – спокойно ответил атаман, – дважды мы приступали к той турской крепости.

– И башню Наугольную вы взяли?

– Взяли! – сказал атаман.

– И в город взошли, – произнес царь, как бы подсказывая атаману. – И в ту пору башня та Наугольная и завалились и помешала вам весь город взять. Верно ли?

– То верно, – ответил атаман.

– Все ведомо мне доподлинно, – промолвил царь. – Утайки от меня не скроются.

– А мы, великий государь, – сказал Алеша, – живем под твоей царской рукой без утаек…

– Неправду ты сказал, – прервал его царь, – про башню вы утаили мне. Башня в Азове завалилась, а атамана вашего Епиху Радилова там ранило; в то время азовцы и отбили вас от города?!

– Отбили, государь, – виновато признался атаман.

Царь продолжал допытываться с явной запальчивостью:

– А на другой день вы заново приступили к башне, и с боем ее взяли, и наряд захватили – девять пушек, а людей, которые на той башне сидели, побили здорово; башню ту раскопали всю до основанья и камень в воду потопили; иные пушки вы взяли разбитые, а медь ту послали по убогим монастырям на Воронеж, на Лебедянь, к Святым горам – лить на колокола. Верно то али не верно?

Атаман сначала недоумевал, откуда все это известно царю, но, вспомнив Салтанаша, ответил:

– Верно, государь. Медь пушечную мы послали в монастыри.

Царь, уже не сдерживая гнева, закричал:

– Так почто ж вы, разбойники, ходили к Азову-крепости? Почто ходили вы на сине море, аль указа моего не чли? Пограбить захотели?

Выждав, пока улегся гнев царя, атаман Старой сказал:

– Великий государь, азовские турки жгли наши городки под корень. На море ходили добыть зипунишек. Жить нечем! Указы все твои мы чли. А каланчу в Азове да башню на гирле, что турки ставили, мы ныне опростали. Каланча та стоит на дороге, что бельмо в глазу, и ходу в море не дает.

– Аль вам не ведомо, – перебил царь, – что на Москве бывал посол султана, гречанин Фома Кантакузин? Вы ж провожали посла того ко мне. А у султана турского сидят наши послы: Петр Мансуров да дьяк Семейка Самсонов. И они там о дружбе и о иных государственных и земских великих делах пекутся…

Атаман Старой не утерпел, сказал царю:

– Азовцы сами задирают нас. Земля Руси нужна им. И ты, царь, напрасно не ищи с ними дружбы, они – басурманы, обманут.

Царь, бледнея, опустился в кресло.

– Обманут, говоришь? – проговорил он, зады­хаясь.

– Обманут, государь, – подступая ближе к царю, сказал атаман. – Бери Азов! Владей Азовом. Не жди от султана милостей. Пусть море синее разделит Русь от Недругов ее!

Царь долго думал, указал атаману сесть в кресло против себя.

– Скажи мне все, что думаешь, да только правду! – промолвил тихо царь.

Старой сел в кресло:

– Коль хочешь, царь, тебе скажу всю правду. Что саблей мы берем, то даром не отдаем. Султан тебя обманет вскоре. Он войско приготовил. Ждет. Дождется своего – войной пойдет. А ты, великий государь, веришь боярским неправдам…

– Спасибо и на том.

– Казаки Ивану Грозному еще служили, – гордо промолвил атаман, – при взятии Казани голов наших легло немалое число.

– Служили, – подтвердил царь.

– И ты теперь, – сказал Алеша, – царь всея Руси! И царств Сибирского, и Астраханского, и Казанского ж! Аль не донской казак, великий государь, царство Сибирское завоевал царю Ивану Грозному? Ермак Тимофеевич служил и прямил службу царскую с честью и славой. Тебе досталось то царство богатое. За Астрахань мы билися, да и в Казани лежат наши кости казачьи… А в Китай-городе? Помнишь?

– Помню. Я то помню! – с сердцем сказал царь. – Я помню, что казаки донские да ваши атаманы служили… самозванцам!

– Служили самозванцам, да не все, – ответил горячо Старой. – То верно, царь. Но коль дозволил мне сказать тебе всю правду, то слушай дальше… Филарет Никитич, патриарх Руси, родитель твой, не имел ли сан митрополита от Лжедимитрия, да патриархом же провозглашен не от тушинского ли вора? То разве дело? Двум самозванцам он прямил. Но мы и то забыли! Землю защищали русскую. А бояре все захватили в свои руки. Дьяк Грамотин тебе теперь службишку правит, а Владиславу польскому с Салтыковыми он не служил? Служил!.. Земли отбирал у всех, кто не хотел служить Владиславу, и раздавал их щедро своим сподвижникам. А Шуйские? Голицыны? А Салтыковы? Кому они служи­ли? Народу сколько погубили, за трон хватаясь кровавыми руками. Бояре измену родине творят, а народ за все в ответе!

Не думал царь услышать такие дерзновенные речи. Но знал, что верно всё. Царь открыл свои усталые глаза.

– Ну, – сказал он хриплым голосом, – все говори мне. Я слушаю тебя!

– И за тебя, великий государь, когда решалось дело, кому быть на Руси царем, мы принесли на Собор свое писание. И нас спросил тогда князь Димитрий Пожар­ский: «Что там у вас написано?» И мы сказали князю – там, на Соборе, в Москве, мы написали – быть царем Михайле Федоровичу! Аль мы не бились на Москве вместе с народом, спасая нашу землю? Аль то не верно, царь?

– Верно, атаман, верно, – с глубоким вздохом промолвил царь. Его бледное молодое лицо стало спокойнее. И атаман стал смелее прежнего.