Сергей Зверев - Сталинградский калибр

– Добрался Заболотный? – не удержался от вопроса Соколов.

– Добрался, – кивнул начальник штаба. – И немца твоего приволок. Как родного защищал. Но нам, кроме показаний пленного полковника и тех документов, что вы смогли собрать, хотелось бы узнать ваше мнение. Вы кадровый опытный командир, воюете не первый год. Вы были в гуще всех событий и все видели своими глазами. Какое мнение у вас сложилось?

Соколов подумал немного, глядя на карту и воскрешая в памяти отдельные моменты своего рейда. Впечатления? Да, были у него впечатления. И он не думал, что именно о них его станут спрашивать в штабе корпуса. Он полагал, что генерала Баданова устроят лишь сухие факты. Но все присутствующие молчали и выжидающе смотрели на молодого лейтенанта. И он заговорил, стараясь не увлекаться эмоциями, а говорить лишь о том, в чем был уверен.

– Столкновения с подразделениями румынской армии, немецкими подразделениями заставили меня прийти к выводу, что фронт союзников ненадежен, и немцы это тоже понимают. Но сейчас у них нет возможности исправить положение, и приходится держать итальянские и румынские части. Это даст возможность хоть как-то сконцентрировать силы на участке прорыва для деблокирования группировки Паулюса. Окружение армии Паулюса создало обширную брешь на фашистском фронте. Они слишком много сил собрали в кулак и позволили окружить ее. До сих пор удара не последовало лишь потому, что у немцев нет сил для обманных, ложных ударов, инсценировок. Они втайне готовы ударить, но лишь в одном месте. Направление наступления, я думаю, следует направить именно туда, где держат оборону союзники вермахта.

– А что вы можете сказать об аэродроме?

– Аэродром, я уверен, готовится к масштабной фронтовой работе. Не могу сказать, что мне ясны планы, но, судя по объемам доставляемого авиационного топлива, сбору вспомогательной техники и другим признакам, на аэродром в Тацинскую собирают большое количество тяжелых самолетов: бомбардировщиков и транспортников. Есть некоторая нервозность, я понял, что немцы очень торопятся. Погода совсем не летная, а то бы самое время разбомбить этот аэродром.

– Его бы еще найти с воздуха, – усмехнулся начальник штаба.

– Ну что же, лейтенант Соколов, – Баданов выпрямился, – рейд вы провели на отлично. Погибшим за Родину вечная слава. А живым нужно продолжать бить врага. Сведения о дислокации немецких частей и их союзников подтвердились. Мы получали сведения и из других источников. А ваш «язык» вообще неоценим. Теперь, перед последним броском, могу сказать, что целей у рейда корпуса было несколько. И разведка боем, и отвлечение на себя вражеских сил. Пока мы прорывались здесь, на других участках враг снимал резервы, чтобы бросить их сюда. И аэродром в Тацинской, товарищ Соколов, тоже был целью рейда корпуса. Не мог сразу сказать, режим секретности. Но вы правильно поняли ситуацию и принесли сведения и о нем. Там действительно на сегодняшний день сосредоточено много самолетов, боеприпасов, горючего, технических средств обеспечения полетов. Все понимают, что удар по аэродрому и его уничтожение приведут к тому, что многие другие тактические аэродромы и аэродромы «подскока» не смогут выполнить боевую задачу. Немцы постараются любой ценой отбить аэродром, который удерживает только один корпус. Все понимают? Они очень постараются выбить нас и бросят все силы, которые только соберут. А в этот момент, когда немцы увязнут здесь, наше наступление разовьется в другом направлении и на другом участке.

– Наши силы сейчас очень ограниченны, – сказал майор Топилин. – У меня в батальоне выбита половина танков. Отстали заправщики, боеприпасов мало. Многие машины требуют ремонта.

– Самое важное, – кивнул генерал, – что немцы догадываются о наших потерях и наших проблемах. Они решат, что нас легко прихлопнуть одним ударом. И они захотят нас прихлопнуть, потому что только один наш корпус нанес за эти дни непоправимый урон восьмой итальянской армии, фактически уничтожил два румынских механизированных корпуса и две немецкие пехотные дивизии. Это по предварительным данным. Прошу, товарищи командиры, старательно вести журналы боевых действий.

«А ведь мы можем не вернуться, – подумал Соколов. – Потрепанный корпус хотят бросить в мясорубку? Тактически верно, а по сути мы идем на верную смерть. Вот так, Паша. Вырваться мы вырвались, но и нас ждет такая же участь. Но мы выполним свой долг. И чтобы разбить немцев, и чтобы дать возможность нашим товарищам ударить в другом месте и сократить потери советских частей там».

Ночная Москва проносилась за окнами автомобиля, и Николай Федорович только угадывал, где, по какой улице они сейчас едут. Полное затемнение, комендантский час. Столица снова выстояла в кровавой битве и осталась столицей. Назло врагу, на радость всему советскому народу. Не было бы военной катастрофы, понимал генерал Ватутин, если бы немцы захватили Москву. Была бы огромная незаживающая рана в душе каждого советского человека. А на нас смотрят наши союзники, они оценивают наши силы, и кто знает, может, в какой-то момент им проще махнуть рукой на Советский Союз и подумать только о себе. «Нет, господа хорошие, – усмехнулся Ватутин, – не будет этого!»

– Поздравляю вас, товарищ генерал-полковник, – повернув голову, произнес немолодой усатый водитель.

– С чем? – не понял Ватутин.

– Как же, с новым званием, – торжественно произнес водитель. – В октябре вы еще генерал-лейтенантом приезжали.

Николай Федорович вспомнил тот свой визит в Ставку, разговор со Сталиным. Разговор был резкий. Честно говоря, Ватутин думал, что из Кремля он выйдет лейтенантом и отправят его командовать взводом на передовую. Если не хуже. Но нет, это только напряженная атмосфера тех дней сыграла свою роль. Разговор получился продуктивным, все друг друга поняли. И вот развитие тех событий. «А ведь меня тогда тоже вез этот водитель, – вспомнил генерал. – Кажется, его назвали тогда Игнатий. Игнатий Васильевич. Точно».

– Спасибо, Игнатий Васильевич, – с улыбкой ответил Ватутин, которому стало вдруг теплее на душе от этого простого разговора, от того, что он вспомнил старшину, его имя и отчество.

– Запомнили! – покачал водитель головой. – Ну да, у вас, генералов, память должна быть ого-го-го! Иначе вам не планировать таких битв, от которых у фашиста клочьями шерсть летит.

– Это ты прав. А особо поздравлять меня не с чем. Новое звание – это ведь новая ответственность, новые задачи.

– Знаете, как говорил у нас в селе священник? Бог не дает человеку испытаний, которых тот не сможет выдержать. Так и у вас. Сталин не дает звания и ответственности тем, кто их не достоин, кто не сможет выполнить все. Я вот так думаю. Вам трудно, вам отвечать не только перед Сталиным, вам перед всем народом отвечать.