Амаяк Сирас - Арарат

В СЕРЕДИНЕ июня сорок первого года Асканаз возвращался в Ереван после поездки в одно из сел Араратской равнины.

Солнце уже достигло зенита. Древний Аракс, лентой пересекавший поля, отливал расплавленным серебром. Асканаз с живым интересом всматривался во все, что его окружало, словно он впервые видел эти зеленые поля и плодовые сады; следил за стремительным полетом ласточек, неутомимо охотившихся за мошками для своих только что вылупившихся птенцов; наблюдал за муравьями, трудолюбиво укреплявшими стены своего муравейника.

Четырнадцатое число, суббота… Сегодня он был приглашен на обед к своему старому другу. Последние дни перед предстоявшей ему дальней поездкой Асканаз решил посвятить встречам с друзьями.

Статный и широкоплечий, он, несмотря на свои тридцать три года, сохранил юношескую живость. Привычным жестом откидывая упрямо сползавшую на широкий лоб густую прядь волос, он продолжал вглядываться в окрестности.

Сколько раз ходил он по этим местам — и всякий раз, глядя на природу, подмечал в ней что-то новое и непривычное.

Родился он на том берегу Аракса, в Сурмалинском уезде. В двадцатом году, после войны [1] Имеется в виду турецко-армянская война 1920 года. , семья Асканаза покинула родные места и вместе с другими беженцами обосновалась на жительство в селении Двин. Асканаз рано лишился родителей. Толкового и способного мальчика любили все односельчане. Уважаемый в селе крестьянин Наапет взял к себе осиротевшего Асканаза и, видя его страстное желание учиться, поместил окончившего сельскую семилетку мальчика в ереванскую среднюю школу имени Мясникяна. В Ереване Асканаз жил в семье родственника Наапета. Семья эта — муж и жена с пятью детьми — занимала небольшую комнату. Асканаз спал в коридоре и там же готовил свои уроки.

Он всей душой привязался к преподавателю истории Жирайру, отлично знавшему свой предмет и пользовавшемуся в школе общим уважением. Жирайр, в свою очередь, обратил внимание на любознательного юношу, часто приглашал его к себе домой и, зная, что у Асканаза нет своего угла, оставлял у себя ночевать. Он-то и внушил Асканазу любовь к истории и стремление углубить свои знания в этой области.

В двадцать седьмом году Асканаз успешно окончил десятилетку и в том же году был принят в Ереванский государственный университет. Сейчас же после окончания вуза его призвали в армию; он год прослужил рядовым, после чего его назначили политработником. Демобилизовавшись из армии, Асканаз вернулся в Двин и стал преподавать историю в той самой сельской школе, которую когда-то окончил. Влюбленный в науку и наделенный незаурядным трудолюбием, он в тридцать девятом году без затруднений сдал экзамен и был зачислен в аспирантуру при кафедре истории советских народов Ереванского государственного университета.

Попутно с занятиями в университете Асканаз начал прилежно собирать материалы для своей диссертации. Темой для диссертации он выбрал «Деятельность районных и сельских ревкомов Армении в годы гражданской войны». В поисках нужного ему материала он не раз ездил в села Арпа, Юва, Рндамал и Иджеван, жители которых были активными участниками гражданской войны 1920—1921 годов. Асканаз беседовал с бывшими членами ревкомов, которые сообщили ему много интересных подробностей жизни того времени; внимательно изучал он и архивные материалы.

Сегодня в два часа Асканаз выехал из села, но в дороге автомашина потерпела аварию. Не дожидаясь, пока водитель исправит повреждение, он решил пешком дойти до Еревана.

Добравшись до города, он направился к вокзалу, вблизи которого жил его знакомый. Здесь он остановился перед одноэтажным домом нового квартала, возникшего за последние годы. Около дома был разбит маленький сад, где заботливая рука хозяина насадила молоденькие фруктовые деревца. На ровных грядках росли разнообразные овощи.

У калитки сада Асканаза встретил коренастый, плотный мужчина лет пятидесяти. Его худощавое лицо было покрыто загаром, в коротко подстриженных усах и волосах уже пробивалась заметная седина. Рукава его желтой холщовой сорочки были высоко закатаны. Завидя Асканаза, он воскликнул, раскинув мускулистые руки:

— Добро пожаловать, добро пожаловать! — и, пожимая ему руку, добавил: — Что же ты так опоздал? Хозяйка наша уже беспокоится… До чего ж ты запылился!

— Ты уж меня извини, Михрдат, поневоле запоздал: машина в дороге стала, пришлось добираться пешком.

— Ладно уж, ладно! Да ты подожди, я почищу тебя…

Он принес щетку и хотел было почистить одежду гостя, но Асканаз воспротивился. Он сам привел себя в порядок, ополоснул руки тут же во дворе, причесался и лишь после этого вошел в дом.

Дом Михрдата был выстроен по дедовскому образцу: парадная дверь открывалась прямо в квадратное просторное помещение, нечто вроде своеобразного холла, которое летом превращалось в столовую, дверь налево вела в большую жилую комнату, направо — в кухню. За кухней находился килар — погреб, где было прохладно даже в самый сильный зной и где хранились продукты, а также вино и студеная вода в глиняных кувшинах.

Асканаз знал, что в этом доме его всегда ждет сердечный прием. Он окинул взглядом стол, накрытый белоснежной накрахмаленной скатертью и заставленный тарелочками с зеленью, сыром, лавашом и бутылками вина. За стол еще не садились. У окна, склонившись над книгой, сидел какой-то старик. Асканаз посмотрел на него и радостно воскликнул:

— Наапет-айрик [2] Айрик — отец. как это ты сюда попал?!

— Я-то здесь ежедневно бываю, но ты лучше скажи мне другое: почему молчком-тайком от меня решения принимаешь? Был в селе и хотя бы словом обмолвился, что в далекий путь собрался, а?.. Нельзя так, сынок, ведь я о тебе, как родной отец, заботился. Правда, ты у нас ученый, радуюсь этому, но, быть может, и мы могли бы тебе добрый совет подать… Нет, ты уж не оправдывайся, нехорошо это получилось.

Старик встал, положил книгу на подоконник, слегка похлопал Асканаза по плечу, но его лицо продолжало хранить укоризненное выражение.

Асканаз был очень многим обязан этому человеку. В школьные годы старик по-отечески заботился о нем. Асканаз почитал его не только из чувства признательности и не потому, что вообще привык с уважением относиться к старым людям. Он искренне любил Наапета и сейчас с виноватой улыбкой смотрел на старика, на его выразительное лицо с примелькавшейся ему еще с детства крупной черной родинкой на левой щеке. Асканаз помнил, что Наапету часто советовали отпустить бороду, уверяя, что она будет под стать его густым усам. Но Наапет, не обращая внимания на эти советы, каждую неделю ходил бриться к знакомому парикмахеру.