Уильям Фолкнер - Полный поворот кругом

– Опять, видно, хочет высунуться наружу, – сказал Богарт. – Не позволяй ему. Скажи, что через полчаса на нас кинутся все немецкие эскадрильи на Ла-Манше.

Мак-Джиннис слез с сиденья и наклонился к дверце, ведущей в проход.

– Назад! – крикнул он.

Их пассажир тоже был внизу; они с Мак-Джиннисом сидели на корточках друг против друга и лаяли, как два пса. В шуме моторов, еще работавших на полных оборотах по обе стороны парусиновых перегородок, голос мальчика был едва слышен.

– Бомба! – кричал он.

– Ну да, – кричал ему в ответ Мак-Джиннис, – конечно, бомбы! Мы им задали жару! Лезьте назад, слышите? Не пройдет и десяти минут, как на нас кинутся все немцы на свете! Назад, к пулемету!

И снова донесся мальчишеский голос, тонкий и едва различимый в шуме моторов.

– Бомба! Это ничего?

– Да! Да! Конечно, ничего! Ну-ка, черт возьми, назад к пулемету!

Мак-Джиннис влез обратно в кабину.

– Он вернулся на место. Хочешь, я возьму штурвал?

– Пожалуй, – сказал Богарт. Он передал Мак-Джиннису управление. – Только иди потише. Эх, хорошо бы уже рассвело, когда они налетят.

– Еще бы! – сказал Мак-Джиннис. Он вдруг повернул штурвал. – Что за оказия с правым крылом? – сказал он. – А ну-ка, взгляни… Видишь? Я отклонил вниз правый элерон и уравновесил разворот рулем. Потрогай.

Богарт на минуту взял у него штурвал.

– Я ничего не заметил. Где-нибудь, наверно, заело трос. Вот не думал, что пули летели так близко. Но ты все-таки поосторожнее.

– Ладно, – сказал Мак-Джиннис. – Значит, ты завтра, то бишь сегодня, хочешь прокатиться на его моторке?

– Да, я обещал. Черт возьми нельзя же обижать такого младенца.

– А почему бы вам не прихватить с собой Кольера с мандолиной? Спели бы на воде.

– Я ему обещал, – повторил Богарт. – А ну-ка, подними немного крыло.

– Ладно, – сказал Мак-Джиннис.

…Через полчаса начало рассветать, небо посерело. Мак-Джиннис сказал:

– Ну вот и они. Ты только погляди! Точно комары осенью. Надеюсь, твой малый там не развеселится и не вздумает играть в бобра. Не то у него и впрямь будет на очко меньше, чем у Ронни… Связался черт с младенцем… Возьми штурвал.

В восемь часов под ними показалась песчаная отмель Ла-Манша. Машина с задросселированными моторами теряла высоту, и Богарт тихонечко подруливал ее по ветру, дувшему в проливе. Лицо его осунулось и было немного усталым.

И Мак-Джиннис тоже выглядел усталым, ему не мешало бы побриться.

– Как ты думаешь, на что он теперь уставился? – спросил он Богарта. Мальчик снова перевесился через борт кабины, глядя назад и вниз под правое крыло.

– Понятия не имею, – сказал Богарт. – Может, считает дырки от пуль. – Он дал газ левому мотору. – Придется сказать механикам…

– Но для чего ему так высовываться? – сказал Мак-Джиннис. – Можно поклясться, что трассирующая пуля вонзилась ему прямо в спину. Наверно, смотрит на океан. Его-то он, по крайней мере, видел, когда ехал сюда из Англии?

Потом Богарт выровнял самолет; нос его резко вздернулся кверху: мимо пронесся песок и волнистая полоса прибоя. А мальчик все так же висел, низко свесившись за борт, поглядывая то назад, то вниз под правое крыло; лицо его горело от восторга, от жадного, мальчишеского любопытства. Так он и висел, покуда самолет, совсем не остановился. Тогда он нырнул вниз, и во внезапной тишине смолкнувших моторов они услышали, как он ползет по проходу. Он появился, когда оба летчика, с трудом распрямляя затекшие спины, стали вылезать из самолета; лицо его было веселым, полным любопытства, а голос так и звенел от волнения:

– Нет, вы только подумайте! Ах ты, господи! Ну и человек! Вот это глаз! Вот это точность! Если бы Ронни видел! Ах ты, боже мой!.. Но, может, они не такие, как у нас? Не взрываются от воздушной волны?

Американцы смотрели на него, ничего не понимая.

– Что не такое, как у вас? – произнес Мак-Джиннис.

– Да бомба же! Вот замечательно! Ей-богу, никогда не забуду! Честное слово! Просто великолепно!

Мак-Джиннис наконец переспросил замирающим голосом:

– Бомба?

И тогда оба летчика, поглядев друг на друга расширенными глазами, воскликнули:

– Правое крыло!

Словно по команде, они на четвереньках вылезли из люка, обежали самолет и заглянули под правое крыло; мальчик бежал за ними следом. Возле правого крыла, зацепившись хвостом, головкою вниз, висела бомба. Она висела, как свинцовая гиря, чуть дотрагиваясь кончиком до песчаной дорожки. И рядом со следом от колес по песку тянулась узенькая ложбинка, которую вырыла волочившаяся бомба. А за спиной раздавался звонкий, беззаботный мальчишеский голос:

– Да я и сам перепугался! Хотел вас предупредить. Но подумал, что вам виднее. А какая сноровка! Замечательно! Ей-богу, никогда не забуду!

Моряк с примкнутым к винтовке штыком пропустил Богарта на пристань и показал, где причален катер. Пристань была пуста, и Богарт заметил катер только тогда, когда подошел к самому краю причала, взглянул вниз на воду и увидел две согнутых спины в промасленных робах; люди подняли головы, мельком взглянули на него и пригнулись снова.

Катер был длиною футов тридцать и шириною фута три. Он был выкрашен в маскировочную серо-зеленую краску. Шканцы были впереди; там торчали две тупые, наклонные выхлопные трубы.

«Боже милостивый, – подумал Богарт, – значит, вся носовая часть у них под мотором?..»

Сразу за деком помещалась рубка (он заметил большое рулевое колесо и доску с приборами). Вдоль борта, от кормы до рубки, и, обогнув рубку, вдоль другого борта назад к корме шла крепкая переборка, тоже выкрашенная в маскировочные цвета. Она выступала над бортом на фут, по всему катеру, кроме кормы, которая оставалась открытой. Перед сиденьем рулевого в переборке зиял большой глазок около восьми дюймов в диаметре. Глядя вниз, на это длинное, узкое, зловещее сооружение, Богарт увидел установленный на корме вращающийся пулемет и снова посмотрел на низкую переборку – с нею вместе катер поднимался над водой не больше чем на ярд – и на ее единственный пустой, устремленный вперед глаз. Он подумал: «Сталь. Все это из стали». Лицо его стало задумчивым, невеселым: он запахнул плащ и застегнулся на все пуговицы, словно ему стало холодно.

Позади он услышал шаги и оглянулся. Это был вестовой с аэродрома, которого провожал моряк с винтовкой. Вестовой нес объемистый сверток, завернутый в бумагу.

– Капитану Богарту от лейтенанта Мак-Джинниса, – доложил вестовой.

Богарт взял сверток. Вестовой и моряк ушли. Он развернул бумагу. В ней лежало несколько предметов: диванная подушка из ярко-желтого шелка, японский зонтик, дамский гребень, пачка туалетной бумаги и наскоро нацарапанная записка.