Вадим Кожевников - Солдатский подвиг. 1918-1968 [Рассказы о Советской армии]

Вести огонь сейчас можно было только из пулемета Дронова. Носовой пулемет Мишукова молчал. Мишуков не мог стрелять, пока противник был за кормой. Старшина вел огонь, совсем почти не чувствуя пальцев. Перетаскивая раненого торпедиста, он обронил рукавицы, и руки окостенели от леденящего ветра. А ведь теперь только от одного него зависело спасение родного корабля. Однако все сильнее немели пальцы, и обычная меткость изменила ему. Он бил длинными очередями, чтобы вернее накрыть треугольный, отороченный пеной форштевень врага, а пулеметные трассы ложились в стороне.

— Целиться нужно, а не играть! — раздался голос командира. — Все отдай, старшина. В рубку ему врежь!

Дронов вздрогнул. Ярость, горький упрек звучали в голосе старшего лейтенанта. Как же оживить мертвеющие пальцы? Прижал их к губам, ударил кулаком по борту турели.

— Дым! — скомандовал Шатилов.

На миг оторвавшись от пулемета, Дронов отвернул вентиль. Дымовую струю растрепало ветром, бросило встречь фашистскому кораблю и закрыло его…

Уже совсем рассвело.

Справа отчетливо вырисовываются отвесные заснеженные сопки. Но это еще не наш берег. А катер идет медленно — барахлит мотор.

Бледное пламя полыхнуло вдруг из пробоины рядом с бортом. Выскочив с огнетушителем, Андреев сбил огонь, вытер ладонью скуластое лицо.

— Как моторы?

— Один тянет хорошо, — сообщил Андреев, — второй скис. И рация вышла из строя. Где же наш мателот?..

— Руки, старшина, отогрели? — донесся из рубки спокойный голос командира. — Скорость мы сбавили, сближаемся с противником, есть шанс отличиться. Как только выскочит из дыма — резаните его покрепче. Не оплошайте на сей раз.

— Есть не оплошать!

И в самом деле, вражеский «охотник» вскоре вынырнул из завесы. Теперь он был намного ближе.

Дронов тотчас поймал в прицел пестрый треугольник высокого носа. Грохоча, пулемет рвался из рук. Огненная трасса скрестилась с целью, и фашист стал быстро уменьшаться в размерах.

— Ура! — выглянул из рубки Андреев.

Шатилов лишь одобрительно кивнул и опять пригнулся к штурвалу.

Между тем из дыма появился новый вражеский корабль. Переваливаясь с борта на борт, он шел на полной скорости.

Старшина вновь прицелился, но тут что-то оглушительно лязгнуло, холодные ручки пулемета вырвались из пальцев. Острая выбоина от вражеской бронебойной пули наискосок прорезала вороненую сталь ствола.

— Почему не стреляете? — не оборачиваясь, спросил Шатилов.

— Прямое попадание, пулемет выведен из строя! — сухо, почти равнодушно доложил старшина.

Он знал, что дело подходит к концу. Один мотор подбит, пулемет тоже, рация не работает, и нет никакой возможности вызвать подмогу. Остается одно: в ахтерпике [3] Ахтерпик — помещение в трюме корабля. среди ящиков с боезапасом лежат подрывные шашки и бикфордов шнур, припасенные на тот случай, если наступит безвыходный, критический час. Такой час наступил.

— Разрешите заложить шашки, товарищ старший лейтенант? — деловито, как о чем-то само собой разумеющемся, спросил Дронов.

— Делайте! — отрывисто сказал Шатилов.

Дронов сбежал в ахтерпик, нащупал два тяжелых кубика подрывных шашек, лакированные мотки бикфордова шнура. Присоединив концы шнура к шашкам, уложил одну между бензобаками, с другой поднялся на верхнюю палубу.

Враг был уже совсем близко, меньше чем в полумиле взлетал и опускался его острый форштевень.

Дроков шагнул в рубку. Командир не отпускал штурвала, но сильно сгорбился и отяжелел. Левой рукой он обхватил плечо Андреева, поддерживающего его сбоку.

— Дым у тебя есть еще, товарищ Дронов?

Зачем дым, когда ход потерян, стрелять нельзя, а фашист сидит почти на корме?

— На одну короткую завесу хватит…

Дронов недоуменно взглянул на командира. Старший лейтенант молчал, словно забыв о своем вопросе. Неподвижно, уронив голову на грудь, лежал у переборки Демин.

Некогда раздумывать! Пригнувшись, Дронов вошел в моторный отсек.

Здесь по-прежнему мерно и яростно гудел уцелевший мотор. В дурманящем, остром тумане паров бензина стояли потные мотористы. Весь поход провели они здесь, ни один ни разу не вышел на верхнюю палубу. Когда Дронов подложил шашку под второй выбывший из строя мотор и стал разматывать шнур, краснофлотец Бегимов взглянул ему прямо в глаза.

— Подрываться будем, товарищ старшина? Значит, здорово нас подперло?

— Хуже смерти, друзья, ничего не будет, — пробормотал Дронов, — а в плен советский моряк не сдается! Пока шуруйте на полный! Предупрежу, если запаливать будем…

Разматывая шнур, он вернулся в рубку.

Шатилов по-прежнему стоял у штурвала, Андреев бережно поддерживал его. Над катером проносились трассы вражеских бронебойных пуль.

— А ведь это они нарочно в воздух палят, не просто так мажут, — сказал старший лейтенант. — Сдаться нам предлагают, эрзацы ихние покушать.

— Такая жизнь не про нас, товарищ командир, — хрипло рассмеялся Андреев.

— Прикажете поджечь шнур? — спросил Дронов.

— Торопитесь умереть, старшина? — усмехнулся Шатилов. — А мы вот не спешим. Сами отстрелялись, а товарищу не хотите дать попробовать? Мишукова-то пулемет забыли? Нет уж, если лететь на воздух, так не одним! Возьмем их на таран, Андреев?

— Очень свободно, что и возьмем, — прогудел Андреев. — На контракурсах, да с полного хода…

— Дым! — приказал Шатилов.

Дронов бросился на корму. Повернул вентиль до отказа — и жерло распылительной трубы выбросило последнюю бело-мраморную струю. Враг исчез в молочном дыму. Корабль круто ложился на обратный курс.

— Ход у нас еще совсем неплохой, — донесся из рубки голос Андреева.

Держась за поручень, Дронов смотрел вперед.

Совсем близко, сквозь тающую завесу, вновь появился силуэт вражеского корабля. Даже черный фашистский флаг почудился Дронову над его палубой. И, словно обрадованный, захлопал, загрохотал бездействовавший все время пулемет Мишукова. Припав к прицелу, Мишуков бил длинными очередями по вражеской рубке.

Командир уже не опирался на Андреева. Сжав штурвал обеими руками, он вел катер так, чтобы подставить под обстрел самую малую площадь.

Корабли стремительно шли на сближение. И фашист не выдержал, круто сменил курс. В расчеты врага не входило взлететь в воздух вместе с русскими, казалось не имевшими уже шансов на спасение и все же не спустившими флаг.

Отворачивая от тарана, фашистский корабль не мог не замедлить ход и открыл весь свой борт. Вражеские комендоры поспешно поворачивали стволы крупнокалиберных пулеметов, и в это мгновение блеснуло высокое разноцветное пламя, грохот пролетел над волнами. Там, где только что были враги, вздымалось плотное, рваное облако дыма. Бронебойно-зажигательная очередь из пулемета Мишукова взорвала боезапас врага…