Владимир Першанин - «Штрафники, в огонь!» Штурмовая рота [сборник]

– Еще один недовольный отыскался, – оборвал его Никита, командир отделения. – Сходи к комиссару, он тебе объяснит, что Великий пост начался. На Пасху набьешь пузо.

Перед отбоем Олег подошел ко мне:

– Не ожидал я от тебя, Колян.

– Чего не ожидал? Учить меня явился?

В принципе это была мелочь. Через пару дней мне приказали явиться в штаб, и я был зачислен курсантом снайперской школы. А Олег спустя какое-то время был отправлен с очередной группой ребят на фронт. Конечно, не из-за той реплики насчет стрелковой подготовки. Группы формировались и уезжали регулярно. Понесшая в сорок первом – сорок втором году огромные потери

Красная армия постоянно нуждалась в новом пополнении.

А в военное училище Олег не попал из-за того, что кто-то из его родственников отбывал срок по политической статье. Может, и несправедливо. Головастый парень. Но такое было время. Я жалел, что со мной не попал в школу Никита Лыков. Он и очков больше, чем я, выбил. Однако его оставили в пехотном взводе.

Это был обычный батальон, занимавший большую казарму, но назывался батальон солидно – «снайперская школа». Взводы и роты были меньше, чем в пехотных подразделениях. В моем втором взводе (опять второй!) было три отделения, по 9—10 человек в каждом.

Запомнилась речь начальника школы, того самого майора с орденом Красного Знамени. По слухам, он воевал в Испании, командовал батальоном под Москвой, имел ранения. Фамилия его была Улитин, и он сразу вызывал уважение. Во всяком случае, кличку «Улитка» никто ему пристраивать не пытался. Он коротко и веско разъяснил первому набору курсантов, какую ответственную специальность мы получим.

– Хорошо подготовленный снайпер может нанести врагу урон больше, чем целый взвод и даже рота. Василий Зайцев уничтожил триста с лишним фрицев – целый батальон! Но вам предстоит много и упорно трудиться. Занимать позиции с ночи, часами лежать в снегу, на мокрой земле.

Потом выступал замполит школы, еще кто-то из командиров. Мы порядком устали слушать эти общие слова, так как наслушались их вдоволь. Но торжественная часть наконец закончилась, и нас повели в столовую. Обед был менее торжественным, чем речи. Обычные, может, чуть наваристее щи, гороховая каша с волокнами тушенки, горячий, слегка подслащенный чай.

Насчет питания, забегая вперед, скажу, что, по моему мнению, оно было более калорийным, чем в других подразделениях. Впрочем, это могло мне казаться. Порой, после долгих занятий в поле и ночью и днем, завтракали мы отдельно. Вроде и каши доставалось больше. И сахара к чаю получали дополнительную порцию. Говорили, что для остроты зрения.

Если описывать подробно наши занятия, получится не слишком интересно. Остановлюсь на некоторых деталях нашей повседневной учебы. Первые дни мы, получив каждый свою боевую винтовку, привыкали к ней. Учились держать прицел, учитывать ветер, погоду, правильно давить на спуск. Стреляли холостыми патронами, которые выделяли только снайперам. В момент выстрела за нами внимательно наблюдал взводный или командиры отделений. Не дай бог, дернешься!

Потом пошли боевые стрельбы. В основном по 5—10 патронов в день. Спустя пару лет, уже в Германии, я разговаривал с пленным снайпером. На ломаном русском, показывая пальцами, он расскажет, что на двухмесячных снайперских курсах ежедневно, кроме воскресенья, расстреливал до сотни и больше патронов. Но весна 1943 года, даже после прославляемой каждый день победы под Сталинградом, была для нашей армии тяжелым временем.

В те дни, когда я начинал свою снайперскую учебу, по нашим войскам, прорвавшимся на запад на 400–600 километров, был нанесен сильный контрудар. Части Юго-Западного и Воронежского фронтов оставили в марте освобожденный Харьков, Белгород, часть Донбасса и отступили на 100 с лишним километров. Об этом сообщалось скупо, в обычной манере нашего Совинформбюро. Мы переживали отступление и понесенные большие потери. Так что спасибо и за те патроны, которые выделялись нам для тренировок.

Командиром взвода у нас был лейтенант Петр Федорович Чапыга. Плечистый, кривоногий, будто десять лет служил в кавалерии. Кстати, это он вместе с майором отбирал тогда кандидатов в снайперы. Глаз у него был наметанный, но тем не менее специфика снайперской «работы» вынуждала отчислять в пехоту то одного, то другого курсанта. И даже не из-за плохой стрельбы. Чапыга говорил так:

– Стрелять я вас научу. А вот тот, у кого шило в заднице и выдержки нет, снайпером не станет. Сумеете себя преодолеть или нет, зависит от каждого.

Запомнилось, что нас тщательно учили выбирать места для засады и две запасные позиции. Был оборудован целый снайперский полигон. Что-то вроде нейтральной полосы: неглубокие траншеи, искусственные воронки, бревенчатые завалы (как бы обломки домов), всякий хлам, что может быть на нейтралке. Два древних ржавых трактора, рама от грузовика, сломанные сеялки изображали подбитую технику. Мешки с сосновыми ветками и намалеванными крестами изображали трупы фашистов, пытавшихся атаковать наших славных бойцов, валялись в подтаявшем снегу. Деревянные пушки, какие-то обломки, остатки разбитых дзотов, столбы и колья с обрывками ржавой проволоки – полигон сделали неплохой.

Метрах в шестистах тянулась извилистая условная полоса немецкой обороны. В один из первых дней, после тщательного изучения «нейтральной полосы», Чапыга, выстроив взвод возле траншеи, предупредил, чтобы высушили лучше одежду и обувь. Ночью предстоят учения. Каждой паре предстояло присмотреть основную позицию для стрельбы и запасную, вроде убежища.

Помню, меня озадачило, что снег был истоптанный, подтаявший, серый, а наши маскхалаты, хоть и застиранные, тоже далеко не белые, все же выделялись на фоне лысых проталин и грязного льдистого снега. Ночью мороз опускался градусов до пяти, зато днем уже разливались лужи. Я сказал об этом Чапыге. Тот усмехнулся, промолчал и приказал поторапливаться. Мы были разбиты на пары. Меня назначили напарником к светловолосому конопатому курсанту года на три постарше меня.

– Чего делать будем? – спросил я. – Мы же, как куклы, в белых нарядах, а там все серое.

– Лучше маскироваться, – подумав, ответил мой временный начальник. – И надо будет «танк» успеть занять. Самая надежная штука. Ни снаряд, ни мина не пробьет.

Я кивал, соглашаясь с ним. Танк – убежище надежное. Не то что бревна или разбитый грузовик.

Тут я увидел, что двое ребят катаются по грязному снегу, размазывают его по халатам. Я, не раздумывая, последовал их примеру. Еще трое или четверо тоже изваляли костюмы. Остальные не захотели стирать после учений испачканные маскхалаты.

– Обойдемся и так!

Нас подняли в три часа ночи. Быстро оделись, получили винтовки, правда, без патронов и вышли к полигону. Помню, что в тренировке участвовали двенадцать или тринадцать пар: «снайпер и наблюдатель». Мы с напарником успели добежать до трактора, прогнали двоих курсантов, пытавшихся лезть к нам.