Михаил Журавлев - Одержимые войной. Доля

– А что ей-то надо было, не сказала?

– Как не сказать! Сказала. На свадьбу приглашает. А ты, братец, вовремя придти не мог, чтоб новость от неё самому услышать. Эх ты!

– А что Глизер?

– Я там записала. Возьми записку-то, под зеркалом в прихожей. А я спать пойду. Мне рано вставать.

– Мне тоже, – зачем-то буркнул Григорий и немедленно получил в ответ вполне естественное из уст матери:

– Знаю я твои дела. Ладно. Не рассиживайся слишком, сова.

Наутро Григорий оказался во власти новой срочной работы, подсунутой Мариком. Сначала – спозаранку ехать собирать подписи под целой кипой бумаг, потом отвозить её на ознакомление к чиновнику из управления, с которым «работала» его фирма. К обеду лететь в офис, чтоб успеть распечатать нужные бумаги, снять копии с загранпаспортов и приглашений, подготовить фотографии и прочее. Покончив с этим лишь к восьми вечера, Гриша ещё должен был отзвониться Марику с докладом, что всё в порядке, думая, что уж это-то на сегодня конец, а оказалось, что нет, не всё. Выслушав своего «документатора», как он его прозвал, Глизер потребовал немедленной встречи. Отказываться не было возможности. Делать нечего. Гриша поплёлся на встречу, где его ждал очередной сюрприз. Глизер сообщил, что пакет документов придётся переделать, в составе группы изменились две фамилии. Это означало: вся работа дня насмарку. Берг «завёлся». Хоть и не впервой приходилось по второму и по третьему разу оформлять иной пакет документов, но никогда не было такой срочности. Нынче Глизер требовал провести группу через МИД за две недели, что по всем нормативам едва не превышало установленные сроки. Правда и деньги за такую нервотрёпку платились вдвое. Но сейчас Грише было не до денег. Выслушав тирады Григория, Глизер нейтральным голосом заметил, что, если Гришу что-то не устраивает, в городе есть фирмы, что с удовольствием возьмутся за такую работу и за меньшие деньги. Это было что-то новенькое в истории их партнёрства. И тут, вместо того, чтобы немедля воспользоваться ниспосланной ему «соломинкой», и на этом покончить с делом, прекратить которое обещал Татьяне, Шмулевич зачем-то «проглотил пилюлю», лишь скрипнув зубами, и поехал домой готовить на завтра вчерне весь пакет наново. В очередной раз сработало странное качество его натуры, из-за которого огромная часть захватывающих его событий совершается не им самим, а при его пассивном участии. Дома ждала очередная новость. Борька заболел. Пришёл из садика красный, с температурой. Вызвали врача. Тот, осмотрев мальчугана, сделал неутешительный вывод – краснуха. И Гриша, едва появившись дома, тотчас полетел из дому. Сначала в аптеку, потом в круглосуточный магазин, ибо, как оказалось, взбудораженные внезапной болезнью малыша, женщины напрочь забыли купить что-нибудь поесть мужчине. Усталый и недовольный, он наспех поужинал и, бросив домашним, что очень занят и полночи будет работать в кабинете, где и останется до утра, заперся, даже не войдя к сыну.

На другой день снова суета, беготня по инстанциям. Но документы успел «просунуть». Прямо перед самым закрытием отдела. Послезавтра ему обещали выдать разрешения, с которыми нужно будет стремглав лететь сначала в консульский отдел МИД, затем в консульство – за получением визы в паспорта. Значит, передышка у него будет только завтра, один день. Вот завтра он и переговорит с женой и на всём, наконец, поставит точку. Ибо так больше жить нельзя.

Однако назавтра опять ничего не получилось. Едва улучив момент, когда Настя одна, без Борьки, уснувшего после укола, и без свекрови, ушедшей на почту, он подошёл к жене, она виновато улыбнулась:

– Прости. Я так замоталась. Совсем на тебя внимания не обращаю, – чем сразила его наповал. Слова прилипли к горлу, и оторвать их оттуда не мог ни язык, ни мысли. А следующая реплика жены вызвала слепое раздражение, почуяв которое, оставалось молча развернуться и уйти:

– А знаешь, у твоей Верки неплохой вкус. Видела её жениха.

– А знаешь, – передразнивая, процедил сквозь зубы Григорий, – у твоего мужа жена полная дура!

Он развернулся и, хлопнув дверью, скрылся в своём кабинете, откуда уже не выходил до самого ужина.

Хлопоты с документами оказались серьёзней, чем предполагал Гриша. На одного человека из одиннадцати внезапно пришёл отказ. Причём не из консульства, где иностранцы могут сделать, что захотят, а из МИДа. Это могло значить либо, что отказник связан с военными или государственными секретами, либо имеет неснятую судимость, либо прегрешения перед паспортно-визовыми службами. В любом случае, «прокол». А главное, может затормозиться оформление всей группы или, что хуже, начаться серьёзная МИДовская проверка «фирмы» и её партнёров. Гриша срочно связался с Глизером. Тот холодно выслушал и отрезал: «Не паниковать!». Через час перезвонил и сообщил, что связался через Шустермана со спецслужбой, и решение по отказнику будет пересмотрено. Жалел, что потерян лишний день. Назавтра вновь идти в консульский отдел МИД, получать задержанные документы, а в консульство теперь удастся попасть только через три дня – там свой график. Чёрт с ними, зато вновь появляется свободное время собраться с духом и всё-таки переговорить с женой. В конце концов, хватит обманывать и себя, и её! Давно живут как сожители, только делая вид, что у них семья. Настало время подводить черту. Жильё у неё есть, она всегда может вернуться к родителям. Алименты он будет платить, и немалые. Об этом договорятся. И для Борьки лучше жить нормально с матерью, чем ненормально с обоими родителями в таких отношениях.

Явившись домой с коробкой конфет и фруктами для ребёнка, Гриша первым делом осведомился о самочувствии сына. Услышав, что ему получше, отец удовлетворённо засопел, настраиваясь на решительный лад. Уж теперь точно! Но и тут его перебили. Едва он разделся и снял ботинки, как прозвенел звонок, и на пороге нарисовался Михельбер. Настя обрадовалась соседу. Гриша только теперь обратил внимание, что оказывается, его жена и его сосед-одноклассник явно симпатизируют друг другу. Рассудив, что, может, оно и к лучшему, хозяин пригласил гостя в дом, получив замечание матери, дескать, не забывайте, родители, что у вас ребёнок болен. На вопрос Игоря, не нужна ли какая помощь по медицинской части, Настя вся засветилась, заторопилась куда-то и вернулась через минуту к гостю с медицинской картой и листками анализов сына. Приговаривая, что если б игорев дядя мог посмотреть да что-то дельное сказать, было бы так замечательно, так замечательно!.. «Надо же, – подумал Гриша, – столько лет знакомы, а я и не знал, что у Михельбера дядя врач. А Настя-то! Настя-то! Во, даёт, баба! Без году неделя, а уже в курсе!». Как выяснилось парой минут спустя, дядюшка Михельбера не просто врач, а уникальный педиатр, известный всему городу как чудесный специалист по детским инфекциям. В течение трёх часов Настя с Игорем обсуждали, как лучше договариваться с дядей и сколько это может стоить. И тут Игорь спросил Григория, как он будет отрекомендовываться – Берг или Шмулевич. На вопрос, какая разница, Игорь ответил, мол, для Берга услуги «доброго дядюшки» будут дороже, чем для Шмулевича. Гришу это слегка задело, и он не без бахвальства заявил, что вообще-то человек не бедный. Игорёк обратил внимание на то, что сколько ни есть денег у еврея, а никогда переплачивать никому он не будет, потому и процветает. Настя весело засмеялась, а Гришу это замечание взбесило. Он прикрикнул на жену и указал гостю, что нельзя всё на свете сводить к евреям. Скажи он это с шутливой интонацией, может, смысл сказанного и дошёл бы. Но он был взбешён, говорил резко, и что бы ни сказал, было бы воспринято в штыки. Михельбер замкнулся и выжидал, когда друг остынет и извинится. Настя, обидевшаяся за Михельбера, укоризненно покачала головой и попыталась перевести разговор. А Гриша, уловив, что поступил бестактно, но ни за что не желая извиняться, лишь усугубил положение неуместной репликой, что это, мол, у его жены за шашни с соседом. Хотел в шутку, а получилось грубо и даже пошло. Все замолчали, и неизвестно, чем бы всё закончилось, не появись в этот момент мама. У неё сломался телевизор, и она хотела бы посмотреть вечерние передачи в кабинете, если сынуля не возражает. Гриша кивнул, сказав только, что ему надо там прибрать, улучив, тем самым, повод покинуть кухню, оставив Игоря с Настей.