Михаил Журавлев - Одержимые войной. Доля

Но решился. Надоело. В городском штабе фонда ветеранов Афганистана и семей погибших, куда, бывало, забредал Андрей, посоветовали специалиста. Владислав Янович Беллерман принимал по направлению фонда в клинике на Берёзовой аллее раз в неделю с 15-ти до 19-ти. Время не самое удобное – нужно подменяться на работе, а это, как говорится, «минус деньги», но, раз уж решил… Андрей, скрепя сердце, взял направление, попросил Диму сделать звонок в кооператив. В своё время именно Дима устроил туда Андрея. Организованный несколькими «афганцами» кооператив за пару лет разросся до солидного предприятия. Председатель фонда ветеранов Афганистана Дима Локтев был одним из учредителей кооператива, «большим человеком», и его звонок существенно облегчал получение отгула. Здоровье здоровьем, а своих подводить не дело. Авторемонтный кооператив «Шурави» функционировал без выходных от зари до зари и не знал отбоя от клиентов. Рабочих рук всегда не хватало, а председатель кооператива друг и однополчанин Локтева Саид Баширов не спешил набирать новых людей. Подмениться нелегко. Обзванивая, кто мог бы выручить, в какой-то момент Андрей хотел было плюнуть: четверо подряд отказались выйти в его смену. Может, не идти к Беллерману? По крайней мере, пока. Но через полчаса после отказа один из отказавшихся, самый молодой, а потому самый жадный, передумал, и вопрос решился. Послезавтра Андрей отправлялся в корпус психиатрической клиники на Берёзовой на прием к этому…

– Тела нет. Чувств нет. Только мой голос…

Кабинет доктора Беллермана, как и весь корпус, был отделан гладкой белой синтетической плиткой. Перед дверью ни души. «Странно, – подумал Андрей, – никакой очереди. А Локтев говорил, что без направления попасть к нему на приём невозможно, – так занят». С первых слов Владислав Янович расположил ветерана к себе, «раскрутил» на откровенность, чего с Андреем давно не случалось. Крепкий чуть сутулый блондин с вьющимися волосами и серо-голубыми глазами, проницательно разглядывающими собеседника сквозь дымчатые стёкла изящных очков в никелированной оправе, доктор наук профессор Беллерман совершенно не походил на врачей, с которыми Андрею доводилось общаться прежде. Ни до армии, в детских поликлиниках, куда ходил после спортивной травмы, полученной в юности, ни на медкомиссии, ни в полковой санчасти, ни «на гражданке» никого подобного этому обходительному человеку, кому так к лицу белый халат, Андрей не встречал. Пытаясь разгадать его тайну, Андрей все более подпадал под его обаяние и к концу первой встречи, продлившейся более часа, почувствовал непреодолимое желание придти сюда ещё раз. Доктор поставил условие – не пропускать ни одной встречи в течение двух месяцев и установил график этих встреч: два раза в неделю в половине пятого. Вопросы с кооперативом Беллерман пообещал уладить за Андрея сам. Только к вечеру до изумлённого молодого человека дошло, что он согласился на все условия, даже не усомнившись в их правильности. Каким образом, например, Владислав Янович собирается улаживать дела с кооперативом? И не будет ли это означать новых проблем для него в дальнейшем – теперь уже по работе? Почувствовав поселившееся в душе Андрея сомнение, его развеяла Машка. Раньше такого себе не позволяла! Девушка сказала, что он дурак будет, если больше заботится о беспроблемном существовании на работе, чем о здоровье. Мол, всех денег не заработаешь, а здоровье одно. И нечего «антимонии разводить». Что такое эти самые «антимонии», Андрей допытываться не стал, молча согласившись, что пусть будет так, как условились, а там посмотрим. И уже после третьего сеанса Андрей почувствовал, что визиты к Беллерману стали насущной необходимостью, без которой он и жить-то едва ли сможет.

Погружаясь под вкрадчивый голос профессора в подобие наркотического сна, не раз испытанного им «за речкой», Андрей… именно там и оказался. Но если самопроизвольные погружения в отвратительное прошлое были для него сущим адом, спасения от которого Андрей и искал, ради чего и пришел к этому врачу, то управляемые его голосом визиты в минувшее оказались начисто лишены сколь-нибудь неприятной окраски. Андрей разглядывал сизые горы, лиловый туман над извилистой мутной речкой, пыльные тропы, вьющиеся по склонам ущелья, коричневых от пороховой копоти и многолетней несмываемой грязи «духов» с чувством путешественника, которого неуёмная жажда приключений забросила в эти суровые края, а потому ему всё интересно. Мозг отключался полностью, и только где-то внутри черепной коробки раздавался мерный голос:

– Ты наблюдаешь за происходящим, но не участвуешь в нём. Всё, что вокруг, тебя не затрагивает. Ты не можешь заблудиться, мой голос ведёт тебя. Ты слышишь только его. Продолжай рассказывать, что видишь, что обоняешь вокруг, и слушай мой голос. Только мой голос…

…Солнце едва зашло за вершину горы, и сразу настала ночь. Воздух, напряженный после боя, натянулся струной, готовой лопнуть в любой миг. Малейший шорох с другого склона отдаётся таким эхом, что не разобрать, гудит склон или голова. Звёзды, высыпавшие мелким бисером на лиловый бархат небес, источают колючую угрозу, как вспышки далёкого трассера. Нестерпимо холодно. Внизу, над ручьем медленно разливается сизый туман, оттуда тянет могильной сыростью, хотя часа два назад ручей был единственным местом в этой пустыне, где теплилась жизнь, которая стала смертью, а смерть – жизнью. От этой метаморфозы душные валы давящей дурноты подкатывают к горлу, и кажется, закружившаяся голова готова отделиться от торса, ставшего неповоротливым и чужим. Резкие силуэты гор, где за каждым выступом прячется враг, грозящий уничтожением, точно нарисованные углем на синеватом картоне, давят противоестественной рельефностью очертаний. Верно, так выглядит пейзаж на Марсе…

– Сейчас я сосчитаю до трёх, и ты проснешься. Я беру тебя за руку и считаю. Слушай внимательно мой голос. Раз…

…Силуэты гор теряют четкость. Мгла стирает границу между линией вершин и небом, туман поднимается от ручья. Холод становится всеобъемлющим, и кажется, он уже не вокруг, а внутри, и сам ты частичка охладевшего навеки мира, микроскопическая льдинка, у которой нет ни радости, ни страданья. Только холод и оцепенение…

– Два… – Туман поднимается до самых вершин, заливая вонючим молоком звёзды. Отвратительный запах чужих гор, с их пылью, пороховой гарью, гнилью разлагающихся трупов людей и баранов, коноплёй, переполняя мироздание, вытесняет другие запахи, трудно дышать. Нет во всей вселенной больше запахов. Один только этот – всепоглощающий запах смерти, касающийся не только уставших от него ноздрей, но и рук, волос, глаз. Еще мгновение, и смрадный дух, с породившим его сизым туманом, бесцветной пылью рассыпающихся в прах гор, поглотит Андрея без остатка. Еще миг – и небытие…