Михаил Журавлев - Одержимые войной. Доля

– Странный сегодня день, – произнес он, разливая коричневый пузырящийся напиток по стаканам. – Вроде и не сделал пока ничего, а устал, будто вагоны разгружал с кирпичом, – он сделал долгий глоток, слегка поморщился от брызнувших в ноздри пузырьков газа и спросил:

– Вы считаете, что никаких альтернативных путей достижения положения в обществе и власти нет?

– Молодец! – воскликнул Беллерман, встал со своего места, подошел к партийному вождю и, положив ему руку на плечо, проникновенно произнес:

– Уважаемый Дмитрий Павлович! Сейчас вы сформулировали одно из величайших положений диалектической социо-био-психологии! Другого пути действительно нет.

– Скажите, Владислав Янович, а чем нам с ним, – он небрежно махнул рукой в сторону Саида, – надлежит заниматься?

– Правильный вопрос, – ответил Беллерман, залпом выпив стакан пепси. – Каждый человек занимается тем, чего у него нет. Психологи называют это принципом компенсации. Гинекологи бездетны. Музыканты глухи, то есть, душевно глухи, не умеют слышать жизнь. Политики в личной жизни безвольны и мягкотелы. Поэты…

– Да, кстати, – перебил Локтев, – вы вот ещё говорили о поэтах. А эти-то каким боком к нам?

– К вам с Саидом Калыковичем персонально – никаким. Но к большинству политиков – самым непосредственным. Тут и великий князь Константин Романов, и Сталин, и наш Анатолий Лукьянов, и киргизский Акаев, да и многие другие. Разве вам никогда не лезли в голову стихи? Думаю, ещё как! Баширов меньше склонен к рифмоплётству, чем вы, Дмитрий, но и у него бывало. Не так ли?

Саид кивнул.

– У тех, кто страдает непроизвольным словоизвержением, да ещё в рифмованной форме, наблюдаются интересные особенности в деятельности правого полушария головного мозга. Забавно, но точно те же, только более гипертрофированные наблюдались у Ленина, Сталина, Мао Цзе Ддуна и Че Геварры. Кстати, трое из них писали стихи, а четвертый оставил абсолютно безумное количество прозы и по профессии был, как он сам себя охарактеризовал, журналистом. Так что, в принципе, сами по себе поэты ни при чём, но именно склонность к поэзии – симптом, на основании которого можно делать определенные выводы. Я понятно говорю?

– Да. Так чем, вы говорите, мы будем заниматься?

– Нет, Дима, вы определённо молодец! – ещё раз похвалил Беллерман, – Выслушать такое – и сохранить хладнокровие… Согласитесь, не всякий в вашем положении способен на это! Да. Так вот, задачи у вас, Саид Калыкович, и вас, Дмитрий Палыч, несколько разнятся. Вы, Баширов, как идеолог партии будете непосредственно заниматься придурками, которых НДПР, как вы решили назваться, вовлекает в свои ряды и в ряды сочувствующих. Для них надо разрабатывать привлекательные тексты, находить притягательные лица. Надо точно знать свой электорат и умело его обрабатывать. Общий психологический портрет я вам дал. Исходите из того, что это люди, в чём-то похожие на вас с Дмитрием Павловичем. Особенностями биографии, деталями характера, внешности. Быть может, подобным вашему смешением наций и рас в одном флаконе. Словом, диагнозом. Анализируйте себя, свои ощущения, прислушивайтесь к внутреннему голосу, моим советам, и не ошибётесь. Люди выбирают не тех, кто лучше, а тех, кто им ближе. Обращайте внимание, как я уже говорил, на тюрьмы и колонии. Конкретно – на насильников, меланхолических воров, «опущенных», содержателей притонов, проституток, особенно, привлекавшихся за растление малолетних, на феминисток, эти обычно очень заметно выделяются в колонии и легко инфильтруются. Разумеется, в общем числе ваших сторонников вся эта публика не превысит пятнадцати процентов, но это ваш золотой запас, потому что эти пятнадцать, если увидят в вас своих лидеров, будут за вас глотки грызть на любых выборах и агитировать надёжнее любой рекламной фирмы. Пусть вас, Саид, не смущает, что будут говорить, вас де поддерживают маргиналы, что быть в вашей партии ниже достоинства любого порядочного человека. Это всё абсолютная чушь! Просто у тех, кто будет так говорить, другая сексуальная ориентация, другие вредные привычки, и они выбрали себе других лидеров. Возможно, употребляющих героин или разгуливающих нагишом перед телекамерами. О вкусах не спорят, не так ли? – Беллерман просиял и обратился к Локтеву, не дожидаясь ответа Саида. – Что же до ваших задач, то вам, прежде всего, надо отдохнуть. Мы с вами говорили уже. Помните? Несколько месяцев назад. И вы обещали в августе съездить в санаторий. Путёвку для вас я приготовил. Послезавтра, 22-го отъезд… Нет, нет! Дима! Не возражайте. Это нужно не только вам, но и, прежде всего, для дела! Ваша задача – быть лицом партии. А оно у вас усталое. Народ любит красивых героев, даже если они подлецы. Красота хотя и бывает разной, почти никогда не бывает нездоровой. Я понятно говорю?

– Во-первых, я же недавно… Да и всё-таки хотел бы услышать, что за задачи у меня? – угрюмо промолвил председатель.

– По прибытии с отдыха займётесь организацией нескольких шоу-проектов, на которых будете блистать своим посвежевшим лицом и привлекать экзальтированных дамочек на сторону своей партии.

– Что ещё за шоу-проекты?

– Мы продолжим по стране конкурсы двойников. Это будет красивая и весёлая акция. Никто не проводил подобного, потому что ни у кого нет соответствующего материала. У меня есть. И на такой акции вы сразу заработаете столько очков, что остальные отдыхают.

Локтев покачал головой.

Рассказ Беллермана о предках оставил неприятный осадок. Конечно, ничего такого, чего Локтев не знал бы в общих чертах, профессор не рассказал. Так, некоторые детали. Но самый факт, что постороннему известны такие нелицеприятные детали семейной истории, напрягал. Локтев не любил, когда чужие касались этих тем. Много лет назад у него была подруга, которая влезла во всё это. С самыми благими намерениями: ей казалось, оттого, что она выведает подробности семейной истории парня, с которым гуляет, они быстрее определятся, связывать ли друг с другом жизнь более прочными узами или нет. Локтев никогда не горел особым желанием обзавестись семьей и не разделял ни намерений, ни методов девушки. Они скоро расстались. Но расставание было со скандалом, грубым, ибо подруга успела проникнуть довольно глубоко в семейные тайны. Как это ей удалось, Дима сам удивлялся впоследствии. С его бабушкой вроде не общалась. Не в архивы же лазила? Но факт: девушка оказалась излишне осведомленной, и разрыв с нею был для молодого человека болезненным. С тех пор он поклялся себе не подпускать «ни одну юбку» ближе, чем на расстояние вытянутой руки. И, надо сказать, прекрасно обходился. Не будучи аскетом, Локтев предпочитал случайные связи близкому знакомству. Он легко расставался с девушками, а со временем у него стало так катастрофически недоставать времени, что иного способа общения с женским полом он для себя и не представлял. Теперь вот оказалось, приглашённый им же в фонд четыре года назад для психологических консультаций профессор владеет подноготной и его, и его сподвижников. Как получилось, что этого душеведа он, всегда такой осторожный, подпустил столь близко? И кто кем руководит?