Геннадий Гончаренко - Годы испытаний. Книга 3. Разгром

«Вот так же мужественно, до последнего дыхания боролась и Нина, напрягая все свои силы, — подумал он. — Поэтому и была она такая молодая и красивая».

* * *

Война с каждым днем и часом отнимала беспощадно у Канашова самых близких ему людей. И, может, поэтому, последнее время его чаще посещали сомнения, а иногда появлялось неверие в себя и свои силы. Сколько боевых товарищей, друзей, однополчан уже сложили головы! Родная земля заботливо оберегала своих сыновей в ту трудную для них минуту, укрывала в каждой яме, колдобине, овраге, прятала от воздушных хищников под раскидистыми шатрами зеленых лесов, реки преграждали путь тупым стальным коробкам вражеских танков. Земля принимала своих сыновей-воинов на теплую грудь, когда они валились, подкошенные усталостью, чтобы завтра снова идти навстречу солнцу» но смотреть от стыда только в землю. Сколько длинных, бесконечно длинных верст осталось за плечами. И нет ни одной, где бы не осталось могильного холмика. Война подобралась к нему вплотную, не раз угрожая ему смертью. Пока расплатился ранениями. Но она шла неотступно поводырем его судьбы и судьбы его близких и родных. Отца расстреляли немцы, родной его брат — комиссар — убит при атаке. Поднялся по старой привычке, как в гражданскую войну: «Вперед, за мной!», на немецкий пулемет. Его и срезала очередь. И вот самая близкая, любимая женщина, хлебнувшая сполна в личной жизни и на войне, дарованная Канашову на несколько часов женой, умерла у него на руках.

«Но все ли это жертвы, принесенные мною войне? Есть ли предел ее алчной жадности? Пока она идет по земле, жертвы ее неисчерпаемы. Значит, надо умнее воевать, чтобы скорее закончить ее нашей победой.

Горем полна наша родная земля, не я один несу ее тяжелый крест». Его размышления прервали пришедшие танкисты-разведчики. Они положили ему на стол фотографию — скрючившийся труп замерзшего Мильдера.

«Так вот он каков, мой постоянный противник. С ним я воюю уже второй год, а увидел впервые. Вот он, один из тех многих, кто служил верой и правдой Гитлеру, кто готовил офицерский корпус фашистской Германии к войне, а в скрытых дьявольских кухнях генштаба разрабатывал уничтожение й порабощение целых наций, народов мира. Вот он, один из тех, кто на своем пути сеял горе и смерть в Европе, а потом сжигал и стирал с лица земли наши города и села.

А что делали в это время мы? Чем занимались, о чем мечтали? Кто мы? Мы были разные. И мы — кто отвечал за организацию обороны страны, и мы — рядовые в войсках. Как все же мало сделал я тогда! Как мало проявил настойчивости, отстаивая новое, что приходило в военную науку и военное искусство, порождаемое второй мировой войной. Я всегда верил народу, нашему солдату и был убежден, что мы имеем более сильную армию, чем фашистская Германия.

Я был убежден, что мы должны хорошо знать наших вероятных врагов. А меня обвиняли в преклонении перед зарубежными авторитетами. Кто сейчас ответит за наши жестокие неудачи и поражения лета 1941 года? На чью долю достались муки и страдания тех месяцев? На долю армии и народа. А с кого спросишь за это?» Он закрыл глаза, и ему представились тысячи, десятки, сотни тысяч убитых, раненых, раздавленных на дорогах.

Канашов открыл глаза и сказал вслух:

— Да-а-а, далековато пустили их. Дальше некуда. К самому сердцу России подходили.

— Что, товарищ генерал? — спросил притихший адъютант Чубенко. — Машина давно готова.

Канашов поднялся, сутулясь, вышел во двор:

— Поехали!

Задача предстояла не из легких. И, получив ее от командующего Кипоренко, комдив полковник Андросов, опытный и бывалый командир, выполнивший многие сложные задания, на этот раз основательно призадумался.

Танковые корпуса армии ушли на восток, чтобы замкнуть кольцо окружения совместно с армиями Сталинградского фронта, а стрелковая дивизия Андросова должна была за трое суток марша по бездорожью, ведя бой с остатками разбитых немецких войск, пройти около пятидесяти километров, перерезать железнодорожную магистраль Сталинград — станция Лихая и захватить Суровикино.

И когда Андросов вместе с начальником штаба Фруктовым изучал предстоящую задачу по карте, у последнего зародилась мысль: «Полк Миронова надо пустить первым. Задача почти невыполнимая. Провалится он — лишний козырь в мою пользу. Так и скажу Андросову. Говорил вам, полковник, нельзя доверять этому мальчишке, выросшему, как на дрожжах, от лейтенанта до майора. Но как это сделать? Не предлагать же мне самому. Подожду, возможно, и комдив предложит кандидатуру Миронова. Тогда будет все в порядке».

Андросов опередил его:

— Ну, что думает начальник штаба? Какой полк пустим первым?

Фруктов наморщил лоб, почесал затылок. Хотел сказать Миронова, а сказал осторожно, выжидательно:

— Может, Уткина?

Андросов удивленно посмотрел на него сверху вниз:

— А может, Курицына? И не привыкай, майор, на вопрос начальника отвечать вопросом. Я же серьезно, а ты…

— Я, товарищ полковник, вполне серьезно. У Уткина в полку меньше всего потерь. Тут свежие силы. — Ты брось мне голову морочить. Чего же ему быть несвежим. Укрывается за спиной других полков. Да и то, поставили ему задачу с левым соседом локтевую связь установить — не смог. Истинно Уткин. Ходит вперевалочку, сам собой любуется.

Комдив снова замолчал, обдумывал, кого бы послать. Как жалко, что в первые дни прорыва были ранены и опытный подполковник Столяров, и майор Черняев. Андросов сейчас бы, не колеблясь и ни с кем не советуясь, назначил бы Миронова идти в авангарде дивизии, но по замыслу в этой задаче он хотел отвести ему более ответственную роль. Когда головной полк завяжет бои севернее станции Суровикино, пустить мироновский полк в обход станции с северо-востока и северо-запада. Если поставить эту задачу Уткину, он наверняка затормозит действия всей дивизии своей медлительностью и неповоротливостью. А потом найдет тысячи причин для оправдания.

— Нет, товарищ начальник! Придется все же полк Миронова пускать впереди.

Фруктов вздохнул с облегчением.

Две ночи полк Миронова шел на юго-восток, делая лишь короткие остановки у балок и оврагов, подальше от дорог и редких населенных пунктов. Отдых десять минут, перекур, и снова скрипит снег под ногами, гудят моторы, пугая глухую тишину ночи. Впереди колонн батальонов попеременно шли то Миронов, то Ванин.

В ночное время сбиться легко, и можно заплутаться и попасть в лапы к противнику. Повстречаться с ним здесь было довольно просто. По степи бродили остатки разгромленных подразделений немецкой пехоты, по лощинам и балкам прятались артиллеристы и минометчики. Нередко на большой скорости проносились мимо автомашины.