Адам Туз - Цена разрушения. Создание и гибель нацистской экономики

Все вышеизложенное приводит нас к выводу о том, что великое противоречие между экономикой и идеологией, с которого мы начали эту главу, должно быть пересмотрено в ряде положений. Дело не только в том, что это противоречие между потребностями военной экономики в рабочей силе и кровожадными побуждениями режима было «ослаблено» посредством компромиссов и функциональной специализации. Острейшая необходимость в улучшении ситуации с продовольствием фактически породила извращенную функциональную взаимосвязь между уничтожением еврейского населения в Генерал-губернаторстве и увеличением продовольственных норм, необходимым для сохранения рабочей силы, трудившейся в шахтах и на заводах Рейха. Скрытая логика видоизмененного «Плана голода» по-прежнему была слепа к расовым различиям, как четко следует из замечаний ОКБ, сделанных в начале 1942 г. Все, что имело значение, – калории и мускульная сила. Кроме того, ясно, что если бы в Генерал-губернаторстве в 1942 г. не был собран такой хороший урожай, то следующей весной на голодную смерть были бы осуждены миллионы поляков, не относившиеся к евреям. Однако летом 1942 г. именно организованное уничтожение польского еврейства оказалось самым быстрым и надежным способом изыскать продовольствие для поставок в Германию.

В ответ на кризис, возникший на Восточном фронте, организация германской военной экономики весной 1942 г. претерпела три принципиально важных поворота. В этой главе были рассмотрены два из них: выстраивание союза Бакке – Гиммлер – Геринг по продовольственному вопросу и состоявшееся весной 1942 г. назначение гауляйтера Заукеля генеральным уполномоченным по мобилизации рабочей силы [1726] Соответственно, я уделяю меньше внимания принятому в начале 1942 г. решению Гиммлера о более тесном вовлечении концентрационных лагерей в военную экономику, фигурирующему в превосходной работе Нааснера в качестве третьего столпа. См.: Naasner, Neue Machtzentren , 197–429. СС со временем действительно стали важным фактором в военной экономике, но это произошло лишь во второй половине 1943 г. В 1942 г. они имели намного меньше значения, чем ось Бакке – Гиммлер – Геринг, роль которой впервые осветил Герлах. . Третий – назначение гитлеровского фаворита Альберта Шпеера рейхсминистром вооружений вместо Фрица Тодта – будет рассмотрен в следующей главе. Все эти три поворота, состоявшиеся в феврале – апреле 1942 г., означали решительный переход контроля над немецкой военной экономикой в руки внутреннего круга нацистского руководства. А это, в свою очередь, подает последствия кризиса зимы 1941 г. в несколько ином свете по сравнению с тем, в котором его обычно изображают. Хотя, как будет показано ниже, Альберт Шпеер, вставший во главе производства вооружений, сам по себе был крупной политической фигурой, предпосылки его «оружейного чуда» были созданы некоторыми из наиболее безжалостных сторонников нацистской идеологии: гауляйтером Заукелем в качестве исполнителя программы по привлечению рабочей силы и Гербертом Бакке и Генрихом Гиммлером, преодолевшими продовольственный кризис. Эта политизация военной экономики Третьего рейха не удивит нас, если мы вспомним про кризис военной стратегии Германии, наступивший в первые недели декабря 1941 г. Однако этот момент важно подчеркнуть: он снимает противоречие между идеологическими убеждениями и практической эффективностью, на котором по-прежнему строятся многие исторические исследования, посвященные Третьему рейху. Эта литература настолько переполнена стереотипными представлениями о некомпетентности, идеологической одержимости и бюрократических войнах, что порой бывает сложно понять, каким образом Третьему рейху удалось так долго продолжать войну, если только, конечно, не придерживаться мнения о том, что военная экономика после провала наступления на Москву была отделена от режима и передана под контроль «аполитичным» предпринимателям и технократам. В реальности же дело обстояло с точностью до наоборот. После краха, постигшего стратегию блицкрига осенью 1941 г., руководство Третьего рейха оказалось способно еще на одну новаторскую стратегическую импровизацию. Начиная с весны 1942 г. новые вожди военной экономики Германии, сочетая обширные усилия по индустриальной мобилизации с рядом наиболее деструктивных аспектов нацистской идеологии, создали радикально новый вариант тотальной войны. Эта стратегия не обещала нацистской Германии каких-либо реальных шансов на победу. В этом смысле кризис декабря 1941 г. был окончательным и решающим. Но благодаря этой стратегии режим сумел продержаться еще три с половиной года, несмотря на подавляющее превосходство его врагов в личном составе и ресурсах. Она позволила С С в основном решить задачу, поставленную Гейдрихом на Ванзейской конференции, а кроме того, дала Третьему рейху, в отличие от империи Вильгельма II, фашистской Италии или императорской Японии, возможность сражаться до последнего, унося с собой в могилу миллионы врагов. Ключ к этой ужасающей стойкости Третьего рейха скрывался именно в альянсе, заключенном, после поражения под Москвой, между некоторыми из наиболее безжалостных сторонников нацистской идеологии и важнейшими фигурами в немецкой экономике. И главным арбитром этого союза между политиками и промышленниками был Альберт Шпеер.

Альберт Шпеер, министр вооружений и военного производства Третьего рейха с 1942 по 1945 г., спас свою шкуру в Нюрнберге, прибегнув к тщательно просчитанной смеси признаний, раскаяния и возражений. Вся эта риторика в его последнем слове перед судом увенчалась причудливыми псевдофилософскими излияниями о тех опасностях, которые техника привносит в современную жизнь [1727] О Шпеере на Нюрнбергском процессе см.: М. Schmidt, Albert Speer: The End of a Myth (London, 1984), 145-68; G. Sereny, Albert Speer: His Battle with Truth (London, 1995), 563-96; D. van der Vat, The Good Nazi: The Life and Lies of Albert Speer (Boston, 1997), 239-82; J. C. Fest, Speer: Eine Biographie (Berlin, 1999), 383–416. . После освобождения Шпеера из тюрьмы Шпандау в 1966 г. тот же коктейль сделал его мемуары и тюремный дневник мировыми бестселлерами. Более того, фигура Шпеера по сей день занимает умы общественности, он становится героем биографических книг, документальных телепередач и театральных пьес [1728] Шпеер стал героем пятичасового телевизионного фильма «Третий рейх изнутри» ( Inside the Third Reich ; 1982), снятого режиссером Марвином Хомским, и по крайней мере двух театральных пьес – принадлежащих перу Э. Вилара (Альмейда, 1999) и Дэвида Эдгара («Альберт Шпеер», Королевский национальный театр, 2000 г.). Личности Шпеера также посвящен недавний документальный телефильм в четырех сериях Speer und er (2005, режиссер Генрих Брел ер). . В мифе об Альберте Шпеере просматриваются два главных течения. Первое из них связано с идеей об «аполитичности» Шпеера. В одной из версий этого мифа Шпеер подается как человек искусства, архитектор, неохотно взявший на себя обширные полномочия. Такой образ, придуманный самим Шпеером, разделял и Гитлер [1729] См. разговор Шпеера с гауляйтером Тагунгом 24 февраля 1942 г.: BAL R26IV 51, 441-8, и с его коллегами-архитекторами 2 марта 1942 г.: ВAL R3/1736, Chronik, 17. См. также заявление Шпеера о различии между архитекторами и инженерами, разбираемое в: К. Н. Ludwig, Technik und Ingenieure im Dritten Reich (Diis-seldorf, 1974), 412. . Согласно менее романтическому варианту Шпеер был «аполитичным технократом» – человеком, получившим задание вдохнуть новую жизнь в немецкую военную экономику и выполнявшим его, не задавая вопросов о том, для чего это нужно и к чему стремится тот режим, которому он служит. Этот образ «аполитичного Шпеера» имеет солидную основу в виде второго столпа шпееровского мифа – легенды о так называемом оружейном чуде. Речь идет о поразительном росте выпуска вооружений, якобы организованном Шпеером после февраля 1942 г. – согласно всеобщему мнению, именно это позволило Германии продолжить войну (см. Приложение, таблица А6). Если считать, что нацистская идеология и технократическая эффективность исключали друг друга, производственных триумфов Шпеера самих по себе хватило для того, чтобы он предстал в Нюрнберге в более выгодном свете по сравнению с другими подсудимыми. Предполагается, что Шпеер был слишком интеллигентен и слишком хорошо делал свое дело, чтобы ставить его на одну доску с такими примитивными антисемитами, как Юлиус Штрайхер, или с такими своекорыстными монстрами, как Герман Геринг.