Адам Туз - Цена разрушения. Создание и гибель нацистской экономики

Тем не менее эта система остановила отток иностранной валюты. В течение нескольких месяцев после предъявления «Нового плана» общественности импорт резко сократился. К третьему кварталу 1935 г. объем импорта вернулся почти точно на тот уровень, на котором он находился тремя годами ранее, в разгар депрессии. Но по сравнению с 1932 г. промышленное производство выросло почти на 100 % [285] Konjunktur Statistisches Handbuch, 52, 92. . Разумеется, германская экономика не могла выдержать такого сильного снижения зарубежных поставок. Оно было возможно лишь в краткосрочном плане, пока у производителей не кончились накопленные запасы сырья. После их истощения экономическое возрождение неминуемо должно было остановиться. А любое значительное увеличение импорта требовало роста экспорта – которого, однако, не произошло. К лету 1934 г. оптимизм, несколькими месяцами ранее окружавший схемы экспортных субсидий, в целом улетучился. Рейхсбанк так отчаянно нуждался в твердой валюте, что больше не мог себе позволить выкуп облигаций в качестве главного механизма субсидирования, поскольку при этом значительная часть германской экспортной выручки оставалась в руках иностранцев. А других механизмов, действовавших за счет зарубежных кредиторов Германии, уже не хватало для того, чтобы обеспечить экспортерам требуемый уровень поддержки. По оценкам Рейхсбанка, для компенсации серьезной неконку-рентоспособности Германии требовалось на 25 % субсидировать более двух третей германского экспорта (240 млн из 340 млн рейхсмарок). Для этого потребовалось бы 60 млн рейхсмарок в месяц, из которых от зарубежных кредиторов Германии удалось бы получить самое большее 40 млн [286] BAL R2501 66oz, 320-22. . Остаток пришлось бы брать более-менее прямо из казны Рейха. С учетом общего неблагополучного положения с финансами Рейха и возможностью обвинений в демпинге это была «абсолютно отчаянная мера», как признавал Шахт [287] Это и дальнейшее излагается по: BAL R2501 6603, 1-22. . В то же время он не ожидал, что система общих экспортных субсидий продержится больше года: «Другой вопрос – что нам делать на второй год». Как мы уже видели, он совсем не исключал возможной девальвации. С другой стороны, «Если демпинг и введенные нами ограничения на экспорт помогут, то можно будет рассчитывать на значительный приток иностранной валюты. Тогда мы сможем возобновить наступление в том, что касается механизма обратного выкупа облигаций». Приоритетом, как подчеркивал Шахт на встрече с партийными руководителями в ноябре 1934 г., являлось скорейшее окончательное решение проблемы долга при одновременном обеспечении поставок сырья, необходимых для перевооружения. Для Шахта связь между тем и другим была очевидна.

Торговые проблемы Германии невозможно было по-настоящему решить «до тех пор, пока Германия не вернет себе прежнее влияние в мире. Пока мы не обладаем таким влиянием, бессмысленно восторгаться теми или иными теориями» [288] BAL R2501 6603, 33–47. .

«Новый план» с его жестким регулированием импорта и обилием двусторонних клиринговых соглашений вполне мог стать корсетом, препятствующим дальнейшему экономическому возрождению Германии. Шахта спасли три фактора: дальнейшее выздоровление глобальной экономики, обеспечившее рост спроса на германский экспорт; готовность иных, помимо США, стран – в первую очередь Великобритании – смириться с условиями новой германской торговой системы; и та решимость и эффективность, с которыми «Новый план» претворялся в жизнь. Метод, использовавшийся для финансирования системы расширенных экспортных субсидий, представлял собой, как признавал Шахт, крайнюю меру. К маю 1935 г. оборот немецкой промышленности был обложен прогрессивным налогом, приносившим десятки миллионов рейхсмарок, необходимых ежемесячно для поддержания конкурентоспособности германского экспорта [289] Ebi, Export , 159-91. Впечатляющая статистика по масштабам этих сборов и их рас пределению между отраслями содержится в: BAL R2 31.034. . По сути, прибыль, полученная благодаря буму в отечественной оружейной отрасли, направлялась на поддержку «слабого» экспортного сектора. Для большинства отраслей налог был установлен в размере от 2 до 4 % с оборота [290] Налог составлял 0,4 % с первых 15 млн рейхсмарок отечественных продаж, 0,6 % со следующих 15 млн, 1 % со следующих 15 млн и далее повышался по 0,4 % на каждые дополнительные 15 млн рейхсмарок отечественного оборота. См.: Р. Hayes, Industry and Ideology: IG Farben in the Nazi Era (Cambridge, 1987), 152. . Такой показатель может выглядеть не очень драконовским, но поскольку сбором облагался оборот, а не прибыль, то итог был весьма чувствительным для предпринимателей. Так, ежемесячные продажи в отрасли, производящей стальные трубы, составляли в 1935 г. 15,6 млн рейхсмарок (речь идет только о Германии). Прибыль в этой отрасли составляла 1 млн рейхсмарок в месяц. Из этой суммы не менее 400 тыс. рейхсмарок, т. е. 40 %, взималось в качестве налога на финансирование экспортных субсидий [291] Вероятно, не стоит удивляться тому, что самый большой налог на поддержку экспорта, составлявший в данном случае от 5 до 9 %, платил химический гигант IG Farben . Его общий оборот за 1935–1936 гг. достигал 50–60 млн рейхсмарок. Впрочем, чистое налоговое бремя было для IG Farben не таким значительным, поскольку эта фирма, являясь крупным экспортером, в то же самое время была одним из главных получателей новой субсидии. . Менее прибыльные предприятия страдали от этого налога еще сильнее. Дочерний завод Форда в Кельне, дела у которого шли неважно, докладывал в головной корпоративный офис в Дирборне, что сбор, составлявший 3 % с оборота, полностью лишит его всей прибыли, которую он рассчитывал получить в 1935 г. [292] Benson Ford Research Center, Асе. 732, box 435. Налог, уплаченный всей германской промышленностью, в первый год его существования составил 700 млн рейхсмарок. Неудивительно, что он был крайне непопулярен. Но протесты со стороны промышленников отклонялись со ссылкой на «чрезвычайную ситуацию в государстве» [293] См. ответ представителям сталеплавильной отрасли в: ВAL R13I 618, 85. . Нельзя отрицать и того, что эта система работала эффективно. К концу 1935 г. благодаря налогу на промышленность государство могло выплачивать каждому германскому экспортеру субсидию в размере почти 30 % от каждого зарубежного заказа.

Меры, предпринятые в ответ на валютный кризис 1934 г., заложили организационные основы управления нацистской экономикой на много лет вперед. Надзорные агентства и схемы субсидирования экспорта, наряду со сложной системой деловых организаций, картелей и контроля над ценами, служившей для них опорой, работали и десять лет спустя, став основой военной экономики. Эта система сохранилась благодаря ее работоспособности. Начиная с 1935 г. в результате восстановления мировой экономики и эффективного действия новой системы субсидий катастрофическое падение германского экспорта было остановлено. С июня 1935 г. и до весны 1938 г. постоянный рост экспорта был жизненно важен для того, чтобы сохранялся импульс гитлеровского экономического возрождения. Экспорт так и не вернулся к тому уровню, на котором он находился до депрессии. Кроме того, его хватало лишь на то, чтобы обеспечить Рейхсбанку самый минимум спокойствия. Но он все же был достаточным для того, чтобы стабильно возрастали объемы импорта, достигшие низшей точки летом 1935 г. Если учесть, насколько ничтожными были резервы иностранной валюты и золота, находившиеся в распоряжении Рейхсбанка, и как трудно было получить кредит, то объем экспортных и импортных операций, которые нацистская Германия могла вести в соответствии с «Новым планом», вызывает неподдельное изумление. В современном мире с отсутствием ограничений на свободу торговли и международными займами МВФ советует центральным банкам иметь резервы валюты, эквивалентные шестимесячному импорту. Сложный механизм, предусматривавшийся «Новым планом» Шахта, позволял Рейхсбанку обеспечивать международную торговлю одной из самых крупных и развитых экономик мира, имея резервы валюты, которых в середине 1930-х гг. хватало немногим более чем на неделю импорта. Это было по меньшей мере замечательное организационное достижение.