Адам Туз - Цена разрушения. Создание и гибель нацистской экономики

Соответственно, первая цель настоящей книги состоит в том, чтобы вернуть экономике ключевое место в наших представлениях о гитлеровском режиме. Это будет сделано с помощью экономического нарратива, который придаст смысл составленной на протяжении последнего поколения политической истории этого режима и послужит для нее основой. Однако не менее злободневна и необходимость привести наше понимание экономической истории Третьего рейха в соответствие с процессом скрытого, но глубокого пересмотра истории европейской экономики, идущим с конца 1980-х гг., но до сих пор по большей части никак не проявившимся в основном направлении германской историографии.

Едва ли будет преувеличением сказать, что исследователи немецкой истории XX в. делят по крайней мере одну общую отправную точку: представление об исключительной мощи немецкой экономики. Когда Гитлер пришел к власти, Германия, несомненно, находилась в тисках глубокого экономического кризиса. Но общим местом работ по европейской истории XX в. стала идея Германии как «спящей» экономической сверхдержавы, по своему потенциалу сопоставимой лишь с США. При всех спорах о том, была ли немецкая политическая культура отсталой или нет, идея о том, что немецкая экономика была чрезвычайно модернизированной, обычно не подвергается сомнению. Эта идея задает рамки большинства работ по социальной истории Германии, а также лежит в основе описаний германского империализма во внешнеполитической сфере. Более того, представление о германском экономическом превосходстве настолько авторитетно, что оно повлияло на изложение истории не только Германии, но и других стран. На протяжении большей части XX в. именно с Германией сопоставлялись Великобритания, Франция, Италия и даже США.

При взгляде из начала XXI в. становится ясно, что начинать нужно именно с пересмотра этой идеи. И то, что европейцы изведали в своей жизни с начала 1990-х гг., и технические труды последнего поколения экономистов и историков экономики если не разрушили, то поколебали миф о необычайном превосходстве Германии в сфере народного хозяйства. Основным содержанием европейской экономической истории XX в. оказалось последовательное приближение к норме, которая на протяжении большей части данного периода задавалась не Германией, а Великобританией, уже к 1900 г. представлявшей собой первое в мире полностью индустриализованное и урбанизированное общество. Более того, до 1945 г. Великобритания была не просто европейской страной, а крупнейшей глобальной империей в мировой истории. В 1939 г., когда началась война, совокупный ВВП Британской и Французской империй превосходил общий ВВП Германии и Италии на 60 %. Разумеется, идея о присущем Германии экономическом превосходстве была не просто плодом исторического воображения. В Германии еще с конца XIX в. существовал целый ряд передовых промышленных компаний. Такие марки, как Krupp, Siemens и IG Farben , наделяли содержанием миф об индустриальной непобедимости Германии. Однако в целом немецкая экономика слабо отличалась от средней по Европе: в 1930-х гг. национальный доход на душу населения был в Германии не особенно высоким; его можно сопоставить с национальным доходом в современном Иране или ЮАР. Стандарты потребления у большей части немецкого населения были скромными, и в этом плане Германия отставала от большинства своих западноевропейских соседей. При Гитлере Германия оставалась лишь частично модернизированным обществом, в котором более 15 млн человек зарабатывали на жизнь традиционными ремеслами или были заняты в крестьянском сельском хозяйстве.

В качестве ярчайшей черты экономической истории XX в. сегодня нас поражает не необычайное экономическое доминирование Германии или какой-либо иной европейской страны, а отступление «старого материка» в тень ряда новых экономических держав – в первую очередь США. В 1870 г., к моменту объединения германской нации, США и Германия имели примерно одинаковую численность населения, а совокупный объем производства американской экономики, несмотря на чрезвычайное изобилие земли и различных ресурсов, лишь на треть превышал немецкий. К началу Первой мировой войны американская экономика своими масштабами примерно вдвое превосходила экономику Германской империи. К 1943 г., перед тем как воздушные бомбардировки достигли полного размаха, объемы производства в США превышали соответствующие показатели Третьего рейха почти в четыре раза.

Таким образом, мы вступаем в XXI век с иным представлением об истории, нежели то, сквозь призму которого в течение почти всего последнего столетия обычно освещалась история Германии. С одной стороны, мы четче осознаем действительно исключительное положение США в современной глобальной экономике. С другой стороны, общеевропейский опыт «конвергенции» диктует нам однозначно более реалистичную оценку экономической истории Германии. Принципиальное и, возможно, наиболее радикальное утверждение настоящей книги сводится к тому, что эти не связанные друг с другом сдвиги в нашем восприятии истории требуют переосмысления истории Третьего рейха – переосмысления, которое несколько неприятным образом делает историю нацизма более внятной и едва ли не до жути близкой нам и в то же самое время еще рельефнее выявляет ее принципиальную идеологическую иррациональность. История экономики подает в новом свете как мотивы гитлеровской агрессии, так и причины ее краха – собственно говоря, причины ее неизбежного краха.

В обоих отношениях ключом к нашему пониманию Третьего рейха служит Америка. Пытаясь объяснить поспешность развязанной Гитлером агрессивной войны, историки недооценивали, насколько остро он осознавал ту угрозу для Германии и для всех прочих европейских держав, которую скрывало в себе становление США в качестве доминирующей глобальной сверхдержавы. Гитлер на основе текущих экономических тенденций уже в 1920-х гг. предсказывал, что у европейских держав осталось всего несколько лет для того, чтобы сплотиться ради противостояния этому неизбежному исходу. Более того, Гитлер осознавал уже ощущавшуюся европейцами непреодолимую привлекательность образа жизни богатых американских потребителей – привлекательность, чью силу мы в состоянии живо себе представить, с учетом того, что мы более четко понимаем общий переходный статус европейских экономик в межвоенный период. Подобно населению многих нынешних полупери-ферийных экономик, жители Германии в 1930-е гг. уже целиком погрузились в потребительский мир Голливуда, но в то же время миллионы людей жили по три-четыре человека в комнате, не имея ни ванных комнат, ни электричества. Автомобили, радиоприемники и прочие атрибуты современной жизни – такие как бытовые электроприборы – были доступны лишь элите общества. Оригинальность национал-социализма заключалась в том, что Гитлер, вместо того чтобы смириться с местом, занимаемым Германией в глобальной экономической системе с ее доминированием богатых англоязычных стран, стремился мобилизовать накопившуюся у населения неудовлетворенность, чтобы бросить эпохальный вызов этой системе. Повторяя то, что европейцы творили по всему земному шару в течение трех предыдущих столетий, Германия собиралась построить свой собственный имперский хинтерланд; захват обширных земель на востоке дал бы ей как самодостаточную основу для накопления богатства, так и платформу, необходимую для победы в грядущем состязании сверхдержав с участием США.